Оккупация. Правда и мифы
Шрифт:
Серебрянский, как видно, преодолел обиду на советскую власть и жестокость по отношению к узникам гетто совмещал с помощью партизанам, за что и заплатил жизнью. Вот как пестро переплеталось все в одной судьбе.
Немцы не только с готовностью принимали помощь украинцев и русских, литовцев и латышей, но и заставляли самих евреев участвовать в уничтожении соотечественников. Глава юденрата (органа самоуправления) вильнюсского гетто Яков Гене, бывший офицер литовской армии, говорил своим коллегам, как еврейские полицейские Вильнюса в октябре 1942-го отбирали и вели на смерть несколько сот евреев из ошмянского
«Еврейская полиция спасла тех, кто должен был остаться в живых. Тех, кому жить оставалось недолго, мы отобрали, и пусть пожилые евреи простят нас… Они стали жертвами ради других и ради нашего будущего… Мой долг — пачкать свои руки, потому что для еврейского народа настали страшные времена. Если уже погибло 5 миллионов человек, наш долг — спасти сильных и молодых, молодых не только годами, но и духом, и не поддаваться сентиментальности… Я не знаю, все ли поймут и оправдают наши действия, — оправдают, когда мы уже покинем гетто, — но позиция нашей полиции такова: спаси все, что можешь, не считайся с тем, что твое доброе имя будет запятнано, или с тем, что тебе придется пережить».
Однако покинуть гетто почти всем его узникам суждено было только через печь крематория, и тем, кто «запачкал руки» вынужденным коллаборационизмом и даже соучастием в казни, и тем, кто остался чист. В сущности, таков удел не одних только евреев. И коллаборационисты, и патриоты (а нередко люди были и теми, и другими одновременно, например в Прибалтике) имели немного шансов уцелеть. Не один, так другой преступный режим рано или поздно стирал их в порошок.
Вырвавшийся из минского гетто Рафаэль Моисеевич Бромберг, со слов одного украинского полицейского, также оставил описание погрома 2 марта 1942 года:
«В 12 часов дня по Танковой улице гнали колонну евреев. Одна мать прижимала к груди крошечного ребенка, завернутого в пеленки. Идя по скользкой улице, она споткнулась, ребенок упал в снег. Мать хотела поднять ребенка, но офицер ударил ее и погнал дальше. Пеленка развернулась, ребенок лежал посиневшим от холода.
Проходившие мимо русские женщины подняли крик: «Убейте лучше ребенка, зачем мучить». После выражения бурного протеста со стороны женщин офицер подошел и выстрелил в ребенка три раза…
В колонию (6-ю колонию НКВД, находившуюся на Танковой улице за железнодорожным переездом; здесь производились массовые расстрелы. — Б. С.) привезли евреев из гетто на машинах, держали сутки во дворе под навесом. Затем приказали снять с себя всю одежду и привели к краю вырытых ям. Выстроили в шеренгу 1-ю роту украинского батальона, и приказали солдатам открыть огонь. После первой команды не было ни одного выстрела. Подали вторую команду «огонь» — раздалось 2–3 выстрела в воздух.
После этого немцы отвели украинцев, привезли две бочки спирта и напоили их, затем вторично построили украинцев, за их спинами встали немецкие автоматчики. Тогда украинцы открыли огонь.
Многие, стоявшие у ямы, просили: «Окажи услугу, бей в голову, чтобы не мучиться».
Детей раздевали. Финны (финских батальонов в немецкой полиции безопасности не было; под финнами, возможно, имеются в виду эстонцы или финноязычное население Ленинградской области — ингерманландцы. — Б. С), литовцы
Не все брошенные в ямы были добиты. В город начали стекаться тяжелораненые женщины с детьми, обезумевшие матери несли на руках маленьких мертвых детей».
Сохранился рассказ белоруски Анны Андреевны Езубчик о том, как относились к евреям остальные жители Минска:
«Русское и белорусское население приютить у себя евреев боится… Русские были недовольны. Они говорили, что расправятся с евреями, потом начнут с ними расправляться».
А вот как жизнь в гетто запомнилась Хане Рубинчик:
«Каждую ночь пьяные бандиты, полицейские и немцы, врывались в дома, издевались над жителями; женщин насиловали, вырезали грудь, вырывали волосы, и, вдоволь насытившись кровью, бандиты убивали свои жертвы и уходили, награбив все, что попадалось. Бывали случаи, когда ночью немцы приходили специально насиловать женщин, и, когда женщин подходящего возраста в квартире не было, озлобленные, они детям делали различные уколы, внося инфекцию венерических болезней…»
В последнее верится с трудом. Вряд ли немцы, направляясь для удовлетворения своей похоти, специально захватывали с собой шприцы, да еще с какими-то таинственными сыворотками возбудителей венерических болезней. Скорее всего, это слухи, которые распространялись в гетто и его окрестностях. Точно так же рассказывали, будто немцы шприцами высасывали кровь у еврейских младенцев и переливали своим раненым солдатам. Но никакие немецкие документы или показания факты такого рода не подтверждают. Однако и без легендарных ужасов подлинного кошмара в гетто хватало с избытком.
Согласно коммунистической доктрине, населению следовало всеми силами бороться с оккупантами. То, что многие евреи безропотно шли на смерть, вызывало потрясающее по своей бесчеловечности возмущение партийных функционеров. Казалось бы, ну чего можно требовать от обреченных на гибель людей, не видевших никаких путей к спасению? Однако заместитель начальника 2-го отдела Белорусского штаба партизанского движения Кравченко в специальной записке от 27 января 1943 года выразил недовольство:
«Само еврейское население было запугано и не оказывало должного отпора насильникам и убийцам. Тов. Рубинчик Хана Израилевна, побывавшая сама в минском гетто, в своей докладной отмечает: «Нужно отметить, что евреи так покорились своей судьбе, что покорно, как овцы, шли, когда их вели на расстрел, а остальные также покорно дожидались своей очереди, в том числе молодежь и девушки».
Немногим, более активным людям еврейской части населения удалось вырваться из гетто и уйти в партизанские отряды…»
Евреев заставляли заниматься тяжелой и бессмысленной работой, чтобы ускорить их гибель от непосильного труда. Иной раз обитатели гетто восставали, предпочитая ужасный конец ужасу без конца. Я расскажу только об одном таком выступлении — в белорусском местечке Глубокое.
Командование партизанской бригады имени Суворова, действовавшей в Вилейской области в Белоруссии, сообщало: