Оккупация. Правда и мифы
Шрифт:
Армию мучают вши. В солдатских письмах с фронта посыпались сообщения о вшах как источнике больших бед для немецкой армии. Опять-таки появляются многочисленные карикатуры на эту тему. Например, серия карикатур под названием «Вши и земляк». Карикатура первая: огромные вши запряжены в тележку. Солдат с кнутиком погоняет их. Надпись: «Все знают, что существуют блошиные цирки, и если сейчас их нет, то, конечно, не один земляк на Восточном фронте задавал себе вопрос — не поддаются ли вши дрессировке?» Карикатура вторая: искусанный солдат. Надпись: «И разве нельзя научить этих бестий хотя бы тому, чтобы они кусали тебя более красиво, а не просто беспорядочно покрывали бы кожу красными точками». Карикатура третья: извивающийся от укусов вшей солдат. Надпись: «Но дело не зашло еще так далеко, пока что не земляк дрессирует вшей, а наоборот, вши — его» и т. п.
Природа этого дела,
На днях из гарнизона Холма к нам перебежал молодой немецкий солдат. На вопрос, читал ли он наши листовки, ответил: «Читал», затем весело рассмеялся и заявил: «Одна листовка очень понравилась» — и, продолжая смеяться, рассказал: эта листовка была очень смешной, на ней на одной стороне был нарисован жареный гусь и написано: «Германский солдат, хочешь ли ты иметь всегда жареного гуся? Смотри на обороте». На обороте нарисован Гитлер со свернутой шеей и надпись: «Тогда сверни сначала шею этому гусю». «Мы, — говорит пленный, — в роте даже после того, как листовку у нас забрали, много смеялись и часто спрашивали друг у друга — Ганс, хочешь ли ты иметь всегда жареного гуся? И затем следовал общий смех». Удача этой листовки несомненна. Она прочитана, смысл острый, ее солдаты даже запомнили. У нас подобные листовки и обращения напрасно считают примитивными. Нельзя рассчитывать свои печатные материалы, распространяемые среди людей с немецкой психологией, на восприятие людьми, подобными составителям листовок».
Подчеркну, что уже в 1942-м моральное состояние германских войск в России было далеким от идеала. В руки партизан попал приказ врача 15-й немецкой пехотной дивизии доктора Швеха, относящийся к августу этого года. Там отмечалось, что в дивизии участились случаи симуляции, которые «даже опытными врачами не могут быть отличимы от истинных заболеваний». Симулянты научились мастерски имитировать самые различные заболевания — от дизентерии и порока сердца до нервного тика и ревматизма, от ишиаса до самострела, который невозможно отличить от боевого ранения. «Порок сердца», например, достигался за счет длительного жевания табака или русской махорки. Доктор Швех возмущался: «Как раз подобные симулянты на длительное время исчезают в этапных лазаретах и на родине». Он обращался к сознательности солдат: «Так как все перечисленные варианты симуляции неотличимы никакими медицинскими экспертизами от подлинных заболеваний, я… апеллирую к национальному чувству ответственности, долга и народной спаянности каждого осматриваемого. Каждый немецкий солдат должен сегодня осознать, чем он обязан всей массе германского народа».
Однако, чем хуже шли дела на фронте, тем все больше немецких солдат и даже офицеров стремились подольше задержаться в тылу. В 1943–1944 годах в руки партизан попадали немецкие приказы, направленные против тех, кто подделывал отпускные документы или справки из госпиталей, а также продовольственные аттестаты и месяцами на законных основаниях околачивался вдали от линии фронта. Нередко группы таких «полудезертиров» грабили местное население, что еще больше настраивало его против немцев.
Некоторые из них рассчитывали пересидеть в партизанском крае до конца войны, в неблагоприятном для Германии исходе которой уже не сомневались. 13 февраля 1943 года газета Смолевичского райкома Компартии Белоруссии «Смерть фашизму» опубликовала письмо немецкого солдата Йозефа В., перебежавшего в один из партизанских отрядов. Он нахваливал своему командиру фельдфебелю Юнгу жизнь у партизан:
«Я нахожусь в партизанском отряде. Увидел здесь то, чего как раз не представлял себе. Партизаны целиком посвятили себя борьбе с теми, кто хочет поработить их Родину, и они уверены в победе. Таких людей, убежденных в своей правоте своего дела, победить нельзя. Как живут партизаны? Приблизительно до 9 часов утра я могу спать, затем иду завтракать и кушаю за одним столом с офицерами. Питание хорошее. Правда, часто партизаны идут на трудные операции. Но никто на трудности не жалуется… Я даю вам хороший совет — если вы хотите спасти себе жизнь и бороться за народ, переходите к партизанам. Я живу свободно, офицеры и солдаты ко мне очень хорошо относятся».
Действительно, если немецкому солдату не доверяли настолько, чтобы не брать его на боевые операции, то на долю перебежчика оставались не слишком обременительные хозяйственные работы, а кормили его даже получше, чем в вермахте. Одни германские военнослужащие уходили к партизанам по антифашистским мотивам, другие — по шкурническим, чтобы любой ценой уцелеть. Наверное, встречались и просто пацифисты, которые принципиально не хотели брать в руки оружие.
В последние полтора года войны на сторону партизан порой переходили не только солдаты вермахта, но даже сотрудники зондеркоманд. В частности, бывший шофер одной из групп СД (№ 7-АС) в Белоруссии роттенфюрер (ефрейтор) СС Эрвин Ганзен 14 апреля 1944 года перешел к партизанам в районе Минска. Он отпустил партизанскую разведчицу Марию, которую должен был доставить в штаб зондеркоманды. За это Ганзена арестовали. В тюрьме он заболел и попал в госпиталь. Поскольку Ганзену удалось сохранить свой служебный пропуск, он смог убежать из госпиталя и отправиться на поиски партизан, которые увенчались успехом. Ганзен рассказал партизанам, что постоянные сотрудники зондеркоманд живут гораздо лучше, чем рядовые эсэсовцы:
«Например, роттенфюрер СД получает 100 марок, а я — 65 марок. Кроме того, они дополнительно получают от 30 марок и выше (своеобразная «надбавка за вредность». — Б. С). Каждые 5–6 месяцев служащие СД ездят в отпуск… Существует приказ Гиммлера, по которому работники СД не могут оставаться в России больше года. Я думаю, что начальство боится, чтобы они не завязали здесь связей и не изменили бы, а кроме того, опасно оставаться в России больше. Есть еще приказ о том, что служащие СД ни в коем случае не должны принимать участия непосредственно в бою — их головы очень берегут».
Вскоре Эрвин Ганзен осчастливил своих сослуживцев и друзей пропагандистскими письмами. Своего непосредственного начальника обер-штурмбаннфюрера (подполковника) Лосса он порадовал тем, что «попал в руки партизан», но, «как видите, даже человеку из СД не свернули тотчас голову. Напротив, я живу здесь совсем хорошо». У подполковника, однако, наверняка имелись большие сомнения, что ему у партизан будет так же хорошо, как и ефрейтору-перебежчику, и тем не менее Эрвин под диктовку своих новообретенных друзей-партизан предлагал офицеру СД что-то уж совсем несусветное: «Положение на фронтах выглядит далеко не благополучно, и было бы неплохо, если бы Вы перестроились, в каком отношении — Вы сами знаете». Интересно, а какую перестройку должен был совершить Лосе, чтобы уцелеть? Ведь на его совести были тысячи загубленных жизней ни в чем не повинных людей, и на пощаду у партизан или красноармейцев Лоссу рассчитывать не приходилось. Выбор оставался только один — между пулей и виселицей. Роттенфюрер и партизаны просто издевались над начальником зондергруппы, чтобы разозлить и вывести его из себя.
Зато другое письмо, адресованное другу Ганзена штурманну (рядовому) СС Курту Кирхнеру, имело больше шансов побудить адресата к дезертирству. Эрвин собирался открыть сослуживцу «кое на что глаза»:
«Не думай, Курт, что я пишу письмо под каким-либо давлением. Я также не советую тебе тотчас же показывать это письмо всякому встречному-поперечному, чтобы это письмо не попало в печку и чтобы тебя не взяли бы сейчас же на примету. Это письмо послужит тебе пропуском к партизанам, подтвердит, что ты связан со мной; и тебя никто не тронет и пальцем. Не верь тому, что рассказывают у нас о плохой партизанской жизни и т. д. Нет, Курт, я могу тебя уверить, что мы живем здесь действительно очень хорошо. Меня в Минске просто схватили на улице, и, таким образом, я попал сюда (с помощью этой нехитрой лжи Ганзен надеялся скрыть, что он сам искал партизан и, следовательно, является не пленным, а перебежчиком: роттенфюрер опасался, что может пострадать семья. — Б. С). Но после того как я встретил здесь товарищей немцев, я не имею ни малейшего желания вернуться. Напротив, я хочу дать тебе совет удрать поскорее. Ты понимаешь, что я не могу дать тебе более точных указаний, но ты еще услышишь обо мне».