Окно в природу-2002
Шрифт:
Нечто подобное наблюдал я в детстве во время войны. Зайцев в 44-м году было так много, что в лунную ночь всегда их можно было увидеть в саду. Собака в конуре гавкала, снег под валенками скрипел, а зайцы ничуть не боялись. Было видно, как лениво они прыгают, синеватые в лунном свете, как шевелят ушами. А днем в саду я однажды увидел диковинную птицу — белую в крапинах с огромными желтыми глазами. Это была северная сова. Обитателей очень далекой тундры обилие зайцев привлекло аж в наши воронежские места.
А через год зайцы почему-то исчезли. «Как отрубило», — говорил дед Галактион (Лактион) Хорпяков, которого все кругом называли Лактюхой. Дед объяснял, помню, что с зайцами всегда так: их много, а потом вдруг исчезнут. Почему так бывает,
Другой старик, англичанин по фамилии Дарвин, разгадавший закон эволюции жизни, писал о том, что все живые организмы рождаются в количестве, намного превышающем их будущее число в ткани жизни. Остаются бегать, плавать, летать и ползать только самые жизнеспособные. Остальных естественный отбор выбраковывает. Если бы этого механизма не было, почти любой вид животных заполнил бы Землю.
Механизмов выбраковки много. В первую очередь — природные условия, второе — хищники: на каждого «карася» есть своя «щука». На мелкоте, не очень для нас заметной, на мышах, например, «пасется» множество разных животных: орлы, совы, лисы, песцы, соболя, горностаи, хорьки, ласки — можно долго перечислять. Племя маленьких грызунов (обычно называют их мышевидные), перемалывая на жерновах своей жизни растительный корм, поставляет мясо для хищников. Потребление мяса так велико, что грызуны плодятся неимоверно быстро (мыши приносят несколько пометов в год, и, бывает, родятся даже зимой под снегом). При особо благоприятных условиях прирост мелкоты так велик, что регулирующие «клыки» не успевают поглотить избыточный урожай. Тогда вступает в дело иной механизм, особо хорошо видный, например, на жизни полярных мышей-пеструшек (леммингов). Численность их растет год от года и на четвертый достигает пика, когда леммингам становится в тундре «тесно» и биохимические процессы в маленьких их организмах побуждают искать новые территории. Мышами овладевает беспокойство, они сбиваются в миллионные живые массы и бегут в никуда (в других широтах для жизни места им нет). В Норвегии, с ее изрезанной береговой линией, мышиные полчища поглощаются океаном.
Вся жизнь, крепко привязанная к леммингам, тоже редеет. Без надежной пищевой базы плодовитость всех животных резко снижается, но только на время. Число леммингов начинает расти, и все выходит на прежний круг, до нового губительного сверхурожая.
Нечто подобное иногда происходит и с белками. Чрезмерная численность и недостаток пищи побуждают зверьков совершать поражающие людей миграции. Известны годы в Сибири, когда белки, сбиваясь в огромные стаи, пытались переплыть Енисей. В живых оставались немногие. Так природа выпускает пар из перегретого биологического котла.
Наши полевые мыши тоже подвержены циклам «перенаселения», менее заметным, правда, чем у тундровых леммингов. К осени 1942 года, в силу, как видно, особо благоприятных условий, мышей уродилось так много, что, помню, рыли канавы — преградить путь мышам к домам и амбарам. Маршал Рокоссовский в своих мемуарах отметил: фантастическое число мышей сильно озаботило наше командование в Сталинграде — мыши забирались в самолеты и грызли изоляцию электрических проводов, а летчики заболевали туляремией (мышиным тифом).
Полчища грызунов в тот год и погибли. Но есть у природы механизмы, не допускающие катастрофической «тесноты». У некоторых животных при скудности пищи или при сложных погодных условиях зародыши в организме самки перестают расти и рассасываются. И чрезмерная скученность тормозит размножение. Это доказано лабораторными исследованиями. Перед клетками нескольких групп крыс заставляли пробегать их сородичей. Перед одной — десять крыс, перед другой — сто, перед третьей — пятьсот. Число новорожденных крысят было меньше там, где подопытные грызуны видели больше пробегавших сородичей.
Известен и другой опыт. Две крысы в вольере ведут себя тихо, и плодовитость у них нормальная, но добавили на ту же территорию еще пару крыс — возникло напряжение в «коллективе». При двадцати особях появились уже агрессия, стрессы, гибель от стрессов, каннибализм и резко снизилась плодовитость.
У природы есть две стратегии поддержания жизни у каждого вида животных. Одна рассчитана на массовое воспроизводство потомства и на быструю повторяемость родов. Мелкие грызуны в этом смысле — опять же самый характерный пример. Не работай живой конвейер с налаженной быстротой, каждый вид грызунов давно бы исчез.
И очень наглядна стратегия эта у рыб. Рыба-луна мечет фантастически большое число икринок — до трехсот миллионов. Следом за нею идет треска. Разумеется, никакой заботы о потомстве у этих рыб нет. Икринки, оказавшись в воде, предоставлены сами себе. И лишь ничтожно мало мальков выживает. Но выживает! Огромная, странного вида рыба-луна хоть и редко, все же попадается в сети.
Другая стратегия рассчитана на то, что рожденных бывает немного, но живут они долго. Наиболее характерный пример — слоны. Сроки их жизни и развития сопоставимы с человеческими. (Живут слоны до шестидесяти лет.) Рождает самка по достижении половой зрелости не каждый год и только одного детеныша. Воспитывает его долго. Переселение этим животным ранее не грозило, поскольку хватало пищи и жизненных территорий. Трагическим положение стало в наши дни. Растущая численность людей в Африке заставила распахивать все новые и новые земли. И слонам, потребляющим много растительной пищи, места для жизни не остается. Попробовали сосредоточивать их в Национальных парках, но это кончилось драмой. Самый большой заповедник Кении Цаво слоны за короткое время превратили почти в пустыню. Скрепя сердце их численность пришлось регулировать с пролитием крови — отстрелено было несколько тысяч слонов. Чтобы избежать травмирующих людей операций, численность слонов регулируют теперь тихо и незаметно, сообразуясь с тем, сколько животных может прокормить заповедная территория. Об этом мне откровенно сказали зоологи в парке Крюгера (Южно-Африканская Республика).
Необходимость регулирования численности некоторых животных люди осознали не так уж давно. В 30-х годах минувшего века в одном из западных штатов Америки запретили охоту на белохвостых оленей и всячески поощряли уничтожение хищников, полагая, что делают благо. Все кончилось тем, что олени от болезней и истощения пали. Это был наглядный урок понимания регулирующих механизмов в природе.
Еще более поучительна известная многим история с кроликами в Австралии. Завезенные «для обогащения фауны» европейские кролики оказались на территории, где хищников не было, и быстро распространились по континенту. Австралийцы хватились, когда регулировать численность с помощью ружей было уже невозможно. Плодовитость зверьков в геометрической прогрессии увеличивала их число, лишая пастбищ овец, приносивших главный доход государству. Бедствие удалось остановить биологическим путем — специально завезенной болезнью.
Вернемся к зайцам. Их численность так же, как у пеструшек-леммингов, непостоянна. В отличие от мышей в поисках новых пространств они не бегут, их численность природа держит в узде на одном месте. В старину, когда не было ружей, зайцев, пишут, в иные годы удавалось убивать палками. А потом они вдруг исчезали. Сегодня загадка эта разгадана. Численность зайцев регулируют не только сбои в погоде (замерзли малыши весеннего помета, не окрепли к зиме зайчики-листопадники), регулируют ее и «родные» для зайцев болезни, поражающие зверьков по возрастанию их контактов друг с другом. При некоторой смазанности картины волнообразное падение и возрастание численности в разных природных зонах все же просматривается. А в тех районах, где на зайцев практически не охотятся, пики их численности прослеживаются четко. Геолог, работавший в Якутии, мне рассказал: «У маленькой речки, не сходя с места, насчитал я тридцать четыре зайца. Лозняк на заснеженном берегу они выстроили так, как будто кто-то работал ножницами».