Око Марены
Шрифт:
– Так я щас мигом его отыщу, отче, – пробасил радостно Юрко в искреннем желании услужить и, прыгнув на тропинку, принялся сноровисто спускаться по ней, двигаясь прямиком к центру белого клубка.
От неожиданности все на несколько секунд опешили и очнулись от оцепенения, лишь когда уже стало поздно.
– Стой!!! – разом заорали в четыре глотки друзья, но дружинник уже исчез в оживившемся и явно ускорившем свое вращение
– Вот же меня бес попутал, – сокрушенно простонал священник. – И угораздило сказануть. Теперь из-за креста жизнь человеческую загубил.
И в это время яркий луч восходящего солнца со стороны Оки резко хлестнул по реке огненной стрелой, заставив ее воды засиять, заискриться веселой кружевной пеночкой. Невольно зажмурившись на секунду, Константин произнес:
– Жаль парня. И что он там делать будет в нашем безумном двадцать первом веке?
– Да-а, не бывать ему теперь ни десятником, ни сотником, – вздохнул Вячеслав.
– Неужели ему никак не помочь? – повернулся к князю Минька.
– А как? Теперь все – хана, – печально констатировал Константин. – А классный был парень.
– Вот, – грустно кивнул отец Николай. – Лучшие в первую очередь и гибнут всегда. Пошто так – не ведаю.
– Батюшки святы! – вдруг воскликнул Константин. – Да вот он, уже назад идет.
И тут же все увидели неторопливо шествующего назад Юрко. В одной руке тот крепко зажал цепь с крестом, а другой с силой раздирал густые белесые щупальца, которые тщетно пытались ухватить его за ноги, за руки, обвить шею, уцепиться за могучий торс. С каждой неудачной попыткой клубок белого тумана все более редел, таял и съеживался, становясь все тоньше и прозрачнее.
– Ему ж помочь надо, – ахнул Минька. – Сейчас я в палатку за мечом. – И он уже рванулся было бежать за оружием, но крепкая рука Вячеслава вовремя ухватила его за шиворот рубахи, удерживая на месте, а Константин благодушно заметил:
– Такому помогать не надо. Он сам со всем справится, – и, толкнув в бок Вячеслава, заметил: – Ошибся ты, воевода, насчет того, что десятником ему не быть.
Юрко тем временем уже взбирался на самую кручу. Туман уже окончательно растаял.
– После такого подвига?! – возмутился Вячеслав, хоть с опозданием, но реагируя на слова Константина. – Ничего я не ошибся. Это ж готовый тысяцкий идет, не меньше.
А Золото тем временем уже дошел до честной компании и, протягивая крест священнику, смущенно пробасил:
– Вот он, крест твой, отче. Ты не серчай, что задержамшись. Я его токмо в самом низу и отыскал.
– Так ты весь туман насквозь аж два раза пропорол? – ахнул восхищенно Константин, не веря своим ушам.
– Ну да, – засмущался Юрко и добавил: – Туман-то что – ерунда. Токмо в тех местах, где он клубил, как на грех, какие-то корневища все время под ногами путались. Ну, ей-богу, как живые, – поклялся он, решив, что ему не верят. – Так и норовили в рожу вцепиться.
– Ну а ты? – сдерживаясь из последних сил, чтобы не засмеяться, поинтересовался Константин.
– Дык, княже, – простодушно басил бывший охотник. – Нешто дереву с человеком совладать? Особливо ежели он не просто смерд али охотник обычный, а в твоей дружине служит. Я их смахнул малость, и всего делов. Так они, пирожки без никто.
Первым, не выдержав, захохотал после его слов Славка, причем так громко и заразительно, что был тут же поддержан остальными. То была столь необходимая любому человеческому организму после всего перенесенного разрядка. Самая простая и самая естественная. Самая славная и самая мудрая. Ибо ничто не продляет человеческую жизнь, кроме смеха. Правда, это всего лишь теория, но ведь на чем-то она базируется.
– Пирожки, – стонал от приступа хохота Славка. – Без никто, – тоненько голосил держащийся за живот Минька.
Последним, внимательно посмотрев на весельчаков и убедившись, что смеются точно над его присказкой, а не над неловкостью – от корней каких-то отбивался, – захохотал Золото. Смеялся он так же, как и говорил – гулко и басовито. Ни про какие теории он, разумеется, и слыхом не слыхивал, а веселился потому, что русскому человеку очень мало в жизни надо: в добром здравии пребывать, да еще солнышка яркого над головой и неба мирного. А рядом чтоб товарищи верные были. Остальное же – дело наживное, как-нибудь образуется.
Только у Константина, единственного, пожалуй, изо всех, смех был более сдержанный. И виной тому было неожиданно пришедшее в голову странное предчувствие, что эта встреча с загадочным веретеном, пожалуй, не последняя. Откуда возникла в нем эта убежденность, хорошо ли то, что они еще раз увидятся с ним, – ничего этого он не знал, но был уверен в том, что свидание непременно состоится…