Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы
Шрифт:
– Хорошо... Константин, – кивнул Орловский. – Меня куда, в лагерь?
«Костя» весело засмеялся, словно его подконвойный удачно пошутил.
– Помилуйте, Юрий Петрович! В лагерь иначе направляют. Да и нечего вам там делать. С вашей статьей вам там даже «придурком» не стать. Вы понимаете, о чем я?
Юрий кивнул. «Придурки» – кажется, лагерная обслуга. О великий могучий советский язык!..
– А мы с вами совсем в другое место едем. Да вы не горюйте! Нам теперь, можно сказать, вместе срок отбывать.
– Вас-то
– Служба такая! – рассмеялся энкаведист. – Прикажут – и срок отбывать буду, и лес на Печоре рубить...
Юрий решил больше ни о чем не расспрашивать. Когда будет надо – скажут. Возможно, в Большом Доме, ему не поверили. Не поверили – и устроили спектакль в черном подземелье с упырями в кожаных куртках. А теперь, когда он, «размяк», этот разговорчивый весело и ненавязчиво начнет задавать вопросы... Жернова продолжали вращаться. Он не выскользнул – и выскользнуть ему не дадут...
Юрий быстро взглянул на удобно устроившегося рядом «Костю». Да, этот поумнее и потолковее прежнего следователя! Значит придется иметь дело с ним, улыбчивым. Песчинка в жерновах... Без надежды на победу, на жизнь, но придется...
Как ни краток был его взгляд, энкаведист все же успел заметить:
– Может, курить хотите, Юрий Петрович? Вон, в дверце пепельница. Вы ведь «Нашу марку» предпочитаете?
Похоже, весь Большой Дом знал сорт его любимых папирос. Юрий невольно усмехнулся:
– Знаете, Константин, я бы предпочел «Казбек»...
– Прошу. И я с вами – за компанию... – «Костя» сунул руку в лежавший на сиденье портфель и, покопавшись, достал коробку с черным всадником.
Орловский вдруг почувствовал себя так же, как тогда, на улице, когда не удалось убежать от слежки. Что они, сволочи, всевидящие? Или у этого, улыбчивого, в портфеле папиросы всех сортов?
– Спасибо...
Первая же затяжка ударила в голову, все-таки он курил уже несколько дней. Юрий вновь прикрыл глаза и вновь затянулся – на этот раз глубоко, долго. Как хорошо вдохнуть папиросный дым, ехать в машине по ночной Столице, как хорошо чувствовать себя живым!.. Да, кажется, он действительно размяк...
Авто мчалось дальше, и Юрий уже начал подумывать, что его везут за пределы города, когда шофер внезапно снизил скорость.
– Ага, – выглянув, заметил Костя. – Прибыли. Ну, Юрий Петрович, вы оформляйтесь, а я к вам потом загляну. Хорошо?
– А где мы?
– Как это где? – удивился Константин. – Где и положено – в тюрьме. Да не горюйте – в тюрьме тоже жить можно. Вот увидите.
Машина затормозила. В открытую дверцу заглянули типы в фуражках, последовало: «На выход!», – и Орловский медленно, не торопясь, вышел из «эмки».
То, что «Костя» назвал оформлением, тянулось очень долго. Пришлось отвечать не бесконечные вопросы, раздеваться, вновь одеваться, выслушивать
Камера после узилища в Большом Доме показалась неожиданно большой. Здесь были откидная койка, умывальник, привинченный к полу табурет и – совершенно неожиданно – стол с книгами и даже вешалка. Надзиратель буркнул: «Если чего – стучи», – и оставил Орловского одного.
Юрий первым делом подошел к столу. Он не ошибся – книги, его собственные, все из того же флигеля. Не все, конечно. Тот, кто отбирал их, взял почему-то лишь научные издания. История, фольклор, этнография... Уже без всякого удивления Юрий обнаружил на вешалке собственный выходной костюм, он лишь однажды надел его, когда они с Никой выбрались в Большой, на «Трубадура»...
– Осваиваетесь, Юрий Петрович? – «Костя» появился незаметно, словно просочившись через железную дверь. – Не «Метрополь», конечно...
– Я... я здесь буду один? – вопрос возник сам собой, хотя единственная койка не давала обмануться.
– Ну как же, один! Я к вам в гости захаживать стану, не возражаете?
Орловский пожал плечами. Даже если бы и возражал... Константин понял:
– Да не горюйте, мы с вами еще сойдемся. Оно понятно – я работник карательных органов, вы – заключенный, но к чему нам, как кошка с собакой? Так что сработаемся! У меня характер легкий...
– А у меня – тяжелый! – не выдержал Юрий.
– Клевещете, клевещете на себя Юрий Петрович! Все о вас хорошо отзываются. Коллеги ваши, соседи... Вот, с супругой вашей бывшей говорил. Даже Ермашев, следователь ваш, и то говорит, что вы человек приятный, можно сказать обходительный...
Вот оно как! Значит, всех взяли в оборот – даже Клавдию...
– Книги... Можно читать?
– Ну конечно! – взмахнул руками «Костя». – Для того и доставлены. Там и ручка есть, а бумаги я вам завтра подкину. Рубашки меняйте, здесь стирать можно. Опять же, парикмахер каждое утро. Или вы бороду желаете оставить?
– Нет, ни в коем случае... – Орловский провел рукой по заросшему подбородку и брезгливо поморщился. Вид у него, наверное, разбойничий.
– Ну, как хотите. А вам бы пошла! Да, вот коечка... Здесь на ней только ночью лежать можно, но если хотите днем – не смущайтесь, лежите. Я попросил – вам разрешили.
Орловский имел слабое представление о тюремном режиме, но кое-что понял. Душ, свежие рубашки, парикмахер... Выходит, тюрьмы бывают разные...
– Ну, не буду мешать, Юрий Петрович. Завтра увидимся.