Око за око
Шрифт:
— Все в порядке, — быстро сказал Сэм. — Мы друзья. Пусть посмотрит на Джонатана.
Сестра с некоторым сомнением показала Страхе мальчика. Сэм заметил, что ящер смутился.
— Это тосевитский птенец? — спросил он на своем шипящем языке. — Маленький, а не Большой Урод. — И он широко открыл рот, радуясь собственной шутке.
Барбара ответила на его родном языке:
— Капитан, этой мой птенец, и он совсем не уродлив. — И она кашлянула в знак подтверждения.
Игер также кашлянул, показывая,
— Семейные привязанности, — сказал Страха, словно напоминая себе. — Уверяю, я не хотел вас обидеть. По тосевитским меркам он настоящий образец красоты.
— О чем он говорит? — поинтересовался врач.
— Он утверждает, что у нас получился хорошенький ребенок, — ответил Сэм.
Он скептически относился к искренности Страхи, но ящер занимал слишком высокое положение, чтобы с ним спорить. К тому же — если не считать несколько преувеличенных представлений о собственных достоинствах и значимости, характерных для многих ящеров, — он был неплохим парнем.
— Ходить я могу, но стоять на одном месте трудно, — сказала Барбара по-английски. — Мне нужно прилечь.
Она с трудом преодолела последние метры и открыла дверь в комнату. Сестра последовала за ней с ребенком на руках.
Но прежде чем Барбара успела скрыться за дверью, появились Ристин и Ульхасс, пожелавшие взглянуть на ребенка. Они вели себя вежливее, чем Страха, но их явно распирало любопытство. Когда Джонатан открыл рот, чтобы закричать, Ристин воскликнул:
— У птенца нет зубов! Как он будет есть, если у него нет зубов?
Барбара закатила глаза.
— Если бы у ребенка были зубы, он не смог бы питаться моим молоком, — с чувством ответила она.
— Верно! Вы, тосевиты, сами кормите своих птенцов, — задумчиво проговорил Ульхасс. — Не сомневаюсь, что вы сделаете все необходимое для этого маленького — кстати, он самец или самка? — существа, выдающегося представителя своей расы.
— Спасибо, Ульхасс, — сказала Барбара, — но если мне придется простоять на ногах еще минуту, я превращусь в лежащего представителя своей расы.
И она вошла в комнату, которую они с Сэмом теперь будут делить с сыном.
Сестра внесла ребенка.
— Если потребуется какая-то помощь, позови меня, — сказала она и вручила ребенка Барбаре. — Удачи тебе, милая. — С этими словами она ушла, закрыв за собой дверь.
Сэму, несмотря на заверения сестры, вдруг показалось, что он, его жена и их ребенок остались единственными людьми во всем мире. Он вздохнул. Сумеет ли он справиться с такой ответственностью? Затем он сообразил, что задает бессмысленный вопрос. Ведь Джонатан и Барбара останутся здесь, а он вернется в Миссури.
Барбара положила Джонатана в кроватку, которую Сэм купил в комиссионном магазине в Хот-Спрингс. Колыбелька была совсем маленькой — хотя после ее появления в комнате стало не повернуться, — однако ребенок не занял и половины
— С тобой все в порядке, дорогая? — с тревогой спросил Сэм.
— Думаю, да, — ответила она. — Но я не уверена. Мне еще не приходилось рожать детей. Неужели я должна чувствовать себя так, словно по мне проехал паровой каток?
— Я знаю об этом еще меньше, чем ты, но если верить моей матери, именно так и должно быть.
— Хорошо. Мне хочется немного отдохнуть, пока ребенок спит, а потом, если он не проснется, я бы приняла душ. Благодарение небесам, источники дают нам горячую воду — никогда еще я не чувствовала себя такой грязной. Это была тяжелая работа.
— Я люблю тебя, милая. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку, а потом повернулся и сурово погрозил пальцем Джонатану. — А ты, парень, помолчи немного. — Он рассмеялся. — Вот, я уже показываю нашему сыну, кто здесь босс.
— А это и так ясно — он. — Барбара закрыла глаза.
Сэм уселся на единственный стул, имевшийся у них в хозяйстве, а Барбара почти сразу заснула. Ее медленное, глубокое дыхание странным образом сливалось с быстрыми, неровными вдохами Джонатана. Ребенок спал беспокойно, постоянно ерзая, иногда принимался сосать простыни или одеяло. Периодически Игер подходил, чтобы на него посмотреть. Он пытался понять, на кого похож Джонатан, однако ни к какому определенному выводу так и не пришел. Ребенок казался ему каким-то сплющенным. Даже голова. Впрочем, врач и сестры ничего не сказали, значит, все в порядке.
Примерно через час Барбара потянулась и сказала:
— Он похож на маленького ангела, правда? Пойду, помоюсь. Постараюсь долго не задерживаться. Если он проснется, возьми его на руки.
Сэм об этом как-то не думал. Он собирался покинуть Барбару на неопределенный срок, но она женщина. Считается, что именно женщины должны ухаживать за детьми. А что он будет делать, если Джонатан заплачет?
Джонатан заплакал. С минуту он лежал тихо, пофыркивая и постанывая, а потом завыл, как сирена, предупреждающая о налете авиации. Сэм подхватил его на руки, стараясь поддерживать головку, как показал ему врач, и сразу обнаружил, что ребенок мокрый.
Рядом с колыбелькой лежала стопка пеленок; на комоде были приготовлены английские булавки. Сэм снял пеленку и обнаружил, что Джонатан не просто мокрый — к пеленке прилипла какая-то масса. Сэм захлопал глазами: почему она имеет зеленовато-черный оттенок? Он не знал, но решил считать это нормальным, пока его не убедят в обратном.
Он вырос на ферме и привык иметь дело с самой разной грязью. Сэм вытер сыну попку, отчего Джонатан завопил еще громче, сложил пеленку в виде треугольника и завернул в нее ребенка. Он умудрился уколоться только один раз, застегивая булавку, и посчитал это победой. Врач не сделал мальчику обрезание. Впрочем, Сэму его тоже не делали, поэтому он не стал тревожиться. Джонатан продолжал вертеться.