Окольная дорога в небо
Шрифт:
Роман вздрогнул. Повернулся. Обычный человек. Ничего примечательного. Серый, грязноватый плащ, шляпа и длинный нос. Вот, пожалуй, и все, что бросается в глаза. Человек легонько помотал головой, и Роман увидел, что у незнакомца еще и длинные волосы, завязанные в хвост. Больше ничего особенно примечательного.
– Простите, вы что-то сказали?
– спросил Роман.
– Я сказал, плавают, - произнес незнакомец.
– Плавают?
– Да... Только не говорите, что вы не видите, - и он кивнул вниз, в темную воду.
Роман посмотрел в указанном направлении и отметил только те самые сгустки неизвестной природы, что плавно покачивались где-то
Когда Роман обернулся, то никого рядом уже не было. Улицу можно было назвать пустой, так несколько поднабравшихся с утра алкашей, некоторое количество прохожих и никакого индивидуума в сером, грязноватом плаще. Даже наоборот, все очень какие-то яркие. Как будто смотришь после приема ЛСД. Краски стали словно бы насыщеннее, выразительнее.
"Если так пойдет и дальше, я просто выпрыгну в окно... " - вяло проползла мысль. Ничего в сознании не оставила. Ну выпрыгну, ну и что?
"Никто не заплачет, "- подумал Роман и направился туда, куда шел до встречи с носатым обладателем серого плаща. "Ей богу выпрыгну... "- снова подумал Роман, но представив, как будет нелепо смотреться на асфальте с раскроенным черепом, задвинул идею самоубийства на крайний план.
Он перешел через мостик, свернул, едва не попав под зло бибикнувший "форд", и через пару кварталов оказался возле изумрудно-зеленого здания медицинской общаги. Тут обитал ряд приятелей Романа и почти вся его тусовка. Когда-то он сам поступал в "медицинский", но по какой-то причине его не сочли достойным, хотя всеми качествами будущего медика он обладал. Роман был циничен, молод, в меру глуп и достаточно ленив. Все говорило за то, чтобы его приняли. Однако матерые волки из приемной комиссии рассудили по своему и с чистой душой порвали молодого щенка в клочья крепкими зубами неожиданных вопросов. Роман, впрочем, нисколько не огорчился и без всякого смущения записался в технари. Какая разница, где тянуть свой срок... В Политехе или в Медухе - неважно. И вот будучи уже на третьем курсе неудавшийся медик не порвал своих связей в эскулапской среде и регулярно посещал все необходимые тусовки и сборища.
– Привет, тех!
– Почти радостно поприветствовали его на пороге.
– Ты пришел причаститься?
– Причаститься?
– переспросил Роман.
– Я что - попал на факультет теософии?
– Нет, но весьма и весьма близок ты к заветной цели сей. О, путник. Ибо присутствующие в собрании сем благородные лица...
– дальнейшее слилось в невнятное бормотание.
Роман, снимая куртку, вгляделся в полумрак комнаты, приблизительно в направлении угасающего звука. На диване, свесившись вниз головой и закинув ноги на спинку, лежало обнаженное мужское тело, которое и пыталось заговорить с Романом.
– Олег, ты сегодня ел? Что-нибудь?
– Ел...
– неожиданно внятно ответил Олег с дивана.
– Блинчики.
– С хашем?
– ради проформы поинтересовался Роман.
Олег не ответил. Ему было хорошо и видимо как раз в данный момент он представлял себя кем-то вроде патриция Древнего Рима, который находится в бане. По крайней мере иногда он призывал какого-то Люция, который должен был омыть ему затекшие члены. Роман перестал обращать на него внимание. В не такой уж и большой комнате медицинского общежития уместилось довольно большое количество разнополого народу. Свет был потушен. Маленький магнитофончик крутил какие-то ненавязчивые гитарные переборы, не то кто-то под Блэкмура работал, не то он сам.
Роман
В конопляном дыму комната медленно, но уверенно превращалась из общажной комнатушки в целый мир тихого декаданса.
Кто-то ухватил Романа за ногу. Он посмотрел вниз и увидел полуобнаженную девушку. Присел.
– Ромашка пришел...
– по сонному ласково произнесла Катя.
– Как твои дела?
– Как всегда, - ответил Роман и сел рядом. Чмокнул девушку в щеку и словно бы невзначай пробежал рукой по ее груди.
– Как всегда?
– она удобно устроилась у него на коленях.
– По-прежнему видишь свои глюкалы?
Катя была довольно неплохой девушкой, неболтливой, спокойной и не имеющей значительных комплексов, могущих осложнить жизнь окружающим. При этом она была довольно разборчива и ухитрялась вариться в студенческом декадансе, не опускаясь ко дну и не выпадая в пену, которую аккуратно снимали с этого котла силовые органы и представители власти. Однажды Роман разоткровенничался и выложил Катерине все, что висело камнем на его душе... На их отношения это никак не повлияло, поскольку отношений как таковых в принципе не было. Точнее, он был для Кати одним из многих, которые входили в ближний круг "очень личных знакомых". Она позволяла себе многое в отношении этого круга лиц и в свою очередь не возражала, когда их начинало заносить. Катя не создавала проблем, это было ее кредо в жизни.
– По-прежнему вижу, - ответил Роман и нехотя посмотрел на дальнюю стенку комнаты.
Там в темноте, едва подсвеченной красноватой лампочкой, бурлила серая муть, через которую изредка прорывались яркие цвета реальных обоев. Серая муть напоминала кипящую жидкость. Она постоянно двигалась, бурлила, перемещалась и выбрасывала толстые, туманные щупальца, тут же втягивая их обратно.
Смотреть на это можно было бесконечно. Особенно после дозы какого-нибудь депрессанта или психоделика...
Роман поймал себя на том, что возможно приходит сюда совсем не из-за наркотиков, разнузданных сексуальных оргий и ощущения свободы, а именно из-за этой клубящейся стены, что так жестко привязана к местности в отличие от остальных "феноменов".
Именно тут, в этой комнате Роман не боялся прикоснуться к этой "ненормальной" стене. Может быть потому, что знал, что рука ощутит обычный бетонный блок под тонкой прослойкой бумажных обоев, а серая муть разойдется под рукой и словно бы истает на небольшом расстоянии от руки. Впервые как-то отреагировав на прикосновение человека. Роман сознавал, что это не просто интерес с его стороны. Это путь к самоуничтожению. Тот миг, когда "та реальность" начнет отвечать на его действия и он перестанет быть просто наблюдателем, станет началом конца, как бы банально это ни звучало. Роман слишком хорошо помнил ту тварь, что освежовывала бомжа в переулке.