Окольные пути

Саган Франсуаза

– А кто этот викарий?

– Маленький семинаристик, очень пугливый, бедняга! И еще – большой жалобщик. Кюре не знал, как его успокоить.

– Успокоить? Но почему?

– Никуда-Не-Пойду… схватил его… В тот день была гроза. С ним хлопотно только в грозу, тогда нужно прятать от него детей и молодых ребят. А в остальное время он… спокойный. У вас получаются слишком толстые очистки, мадам Диана, – сказала Арлет. – От моих кабачков ничего не останется!

– От кабачков? А это кабачки? Я совсем по-другому представляла себе кабачки, это забавно…

– А какие же, по-вашему, должны быть кабачки? Вы никогда прежде их не видели?

– Никогда, только в запеченном виде.

– Ну что же, сегодня вы увидите их и запеченными; теперь вы знаете, как они выглядят. Вот так-то, мадам, век живи, век учись.

– Ну да, ну да, – сказала Диана с почти неподдельной меланхолией.

Прежде она очень боялась Арлет Анри,

теперь же привязалась к ней. («Как же не идет ей ее имя!») Ей хотелось бы иметь в Париже такую подружку, такую «straight», [13] сказала она про себя по-английски – что делала всякий раз, когда не могла найти нужного слова, а рядом с ней был кто-нибудь, достаточно знающий английский язык, чтобы оценить ее двуязычие; в противном случае, если она не могла найти нужного слова, а рядом никого подходящего не оказывалось, она бросала это занятие. Деревня хороша тем, что всегда можно поговорить самому с собой; это было весьма забавно и, конечно, очень полезно для собственного кругозора. Очень мило. Она постарается делать так же и в Париже. В Париже или в Нью-Йорке. Боже мой, они даже не знали, в какой столице окажутся на следующей неделе, в десяти или в пяти тысячах километрах от своей страны, а может быть, и в какой-нибудь тюрьме. А она здесь восхищается этим Босом! Андре! Андре Адер! Нужно было во что бы то ни стало разыскать Андре Адера! Сказать ему, что они еще живы, чтобы он не отплывал без них, не оставлял их на ферме или еще где-нибудь, к тому же почти без денег. Даже нужда не заставит ее продать драгоценности! В этом она клялась каждому, кто дарил их ей, – своим мужьям или редким любовникам. Она дала эту клятву и самой себе. Слишком глупо продавать драгоценности в спешке, при этом всегда теряешь половину, а то и три четверти от их цены. Впрочем, это относится не только к драгоценностям, к мехам тоже. Продать драгоценности можно только в самом крайнем случае. Короче говоря, нельзя доводить дело до крайности, так-то!

13

Правильную (англ.).

– Вы думаете, что следует положить овощи на одно блюдо, а курицу на другое? Так будет лучше?

Арлет выглядела смущенной. Мало-помалу она поддавалась хитростям Дианы, стараясь все сделать еще лучше, и это было трогательно. Решительным голосом, от которого разбегались куры в курятнике, Диана продолжала:

– Ну конечно же! Нужно разделить кур на куски: отдельно белое мясо, отдельно ножки. Хоть раз люди смогут выбрать то, что им действительно нравится, и не ошибиться при этом!

Арлет согласно кивнула. Силой логики можно было добиться от Арлет всего, даже превратить ее ферму в охотничий домик или в бордель. В конце концов, видя себя в роли Цицерона, Диана пришла в восторг.

– Скажите мне, Арлет… я прошу прощения за свой вопрос, но… у вас нет волос? Уже давно?

– Да что вы такое говорите? У меня все волосы на месте!

Лицо Мемлинг выражало крайнюю обиду, что делало ее менее суровой.

– А откуда я могу знать, так ли это? Вы ведь вечно ходите в своем платке! Докажите мне, что я ошибаюсь, – сказала, смеясь, Диана.

Через десять минут волосы Арлет были убраны в прическу, на губах появилась прозрачная помада, а верхняя пуговка у воротника оказалась расстегнутой. «Эти три штриха сделали из нее женщину», – подумала Диана, довольная своими талантами и умиленная собственной добротой. К сожалению, Арлет отказалась от предложенных туалетов – строгий костюм от Баленсьяга прекрасно бы подошел ей, – но она твердо отказалась и от брюк цвета опавшей листвы, и от замшевой куртки совершенно в «охотничьем стиле», такого «простенького» покроя.

Однако чувство благодарности вовсе не переполняло милую Арлет. Часом позже она послала своего Пигмалиона задать корм скотине. И Диана отправилась, нагруженная четырьмя бадьями с кормом, спотыкаясь на высоких каблуках шевровых сапожек.

С птицами все прошло благополучно, а вот свиньи причинили ей немало хлопот; ожидая ее в своем хлеву, они хрюкали за низкой дверцей. Диана попыталась было наклониться, чтобы поставить им бадью с кормом – размоченными в воде отрубями, – но они с такой скоростью ринулись к ней, что это оказалось невозможным. Тогда она решила поставить бадью на землю, открыть дверцу и спокойно придвинуть ее ногой. Но одна молодая свинья – «поросенок», вспомнила она чисто случайно, – итак, один поросенок, более резвый, чем остальные, бросился в приоткрывшуюся дверцу, туда, где стояла бадья: казалось, его больше влекла свобода, чем пища. Две или три его попытки показались Диане весьма забавными, и она даже, как будто сзади нее была публика, бросила поросенку: «Да что же ты, в самом деле…», «Ах ты каналья…» и еще что-то в таком же роде. Но когда при четвертой попытке Диана в своем роскошном комбинезоне оказалась буквально опрокинутой этим животным на землю, а поросенок попытался проскочить по головам своих братьев и сестер, она принялась пронзительно кричать… кричать скорее отчаянно, чем повелительно, но, к счастью, крики напугали животное и заставили его быстренько присоединиться к своим уже насытившимся собратьям.

Обливаясь потом, на подкашивающихся ногах, в испачканной одежде, но с гордо поднятой головой Диана отправилась переодеваться в свою комнату. В конце концов, задавала она себе вопрос, снимая красивый, но испорченный комбинезон, повезло ей или нет, когда она оказалась на этой ферме? Они спаслись от обстрела, от нескончаемого исхода, может быть, сейчас они бы продвинулись всего лишь на пять километров, а может быть, все беженцы уже прибыли куда хотели. Может быть, сейчас она и ее друзья были бы уже в окрестностях Лиссабона? Кто знает? Всякая случайность – божий промысел, думала Диана, каждую случайность можно обратить себе на пользу, но история с поросенком заставила ее подрастерять свое великолепие и, следовательно, оптимизм. На кого могла она рассчитывать, выбирая между влюбившимся в технику Лоиком и флиртующей с молодым крестьянином Люс? Никто из них особо не торопился уехать. Кроме нее. Ее и бедняги Брюно, которому, возможно, и удалось избежать постыдного изнасилования, но уж никак не страшного солнечного удара. Долго ли он будет еще оставаться в таком беспомощном состоянии? А пока ей нужно было гнать эти грустные мысли и идти помогать Арлет с приготовлением обеда на четырнадцать персон, а это не шутка! И как она поступала всю жизнь, когда нужно было забыть о серьезных заботах, Диана обратилась к светским обязанностям, что помогало ей пересилить саму себя. «К счастью», – подумала она.

8

Арлет была так занята у духовки, что и не думала накрывать на стол. Но Диана настолько следила за соблюдением всех правил хорошего тона, что даже поставила на стол перед каждым гостем картонную табличку с указанием его имени. Во главе стола должна была сидеть хозяйка дома вместе со своим сыном Морисом, по обе стороны от него парижанки, а рядом с Арлет она поместит Лоика и, может быть, Брюно, если тот почувствует себя лучше. Но его заменили кузеном Байяром, а себе Диана выбрала соседом мощного и волнующего Фердинана. Поскольку женщин было пять, а мужчин семь, она ничтоже сумняшеся посадила рядом двух наименее разговорчивых и наименее блестящих членов этой маленькой ассамблеи: Никуда-Не-Пойду и батрака по прозвищу Жожо. Выводя на картоне «Жожо», Диана засмеялась, но достаточно сдержанно. В великосветском обществе Парижа можно было встретить и такие имена, как Йе-Йе и Зузу: правда, нужно сказать, эти Йе-Йе и Зузу принадлежали к самым влиятельным и богатым семьям. В общем, Париж – это Париж.

Ровно в полдень появились красные, потные, измотанные, еле волочащие ноги жнецы. Добрых десять минут они были вынуждены пить вино, разведенное водой, прежде чем смогли произнести хоть слово. Затем их усадили за стол. Начало обеда прошло в полном молчании, напомнив Диане одну недавнюю, очень невеселую свадьбу.

Обед начался с громадной порции паштета и сосисок; доброму христианину недолго и лопнуть от такой еды, подумала Диана, но Арлет осталась глуха к ее предложениям по поводу тертой моркови и сырых артишоков, хотя их так легко было «приготовить». Таким образом, Диане не оставалось ничего другого, как последовать примеру окружающих и щедрой рукой положить себе на тарелку еды.

– Блюда из свинины просто восхитительны, – сказала она высоким голосом в напряженной тишине, прерываемой лишь звоном приборов и, что было менее приятно, чавканьем. – Вы сами их готовите?

– Конечно же, свинину мы готовим сами! – вскричал понемногу оживающий Фердинан. – Разве можно у вас найти такой паштет, дамочка?

– Ах нет, конечно, нет! Не правда ли, Лоик? Вы когда-нибудь пробовали такой восхитительный паштет?

– Конечно, нет!.. – сказал Лоик. – Это очень вкусно, очень…

Не подобрав определения, он проглотил свою порцию с такой же быстротой, если и не с таким же шумом, как и его коллеги по полевым работам. И это Лоик Лермит, который в Париже брюзжал перед любым блюдом с соусом!..

– А когда происходит экзекуция… в общем, смерть этой бедной свиньи?

– В октябре. Обязательно приезжайте! – сказал Фердинан, как и подобает гостеприимному босеронцу. – Сами увидите, свежая кровяная колбаса – это нечто! Кровь, выпущенную из свиньи утром, вы сможете в полдень отведать жареной!

Диана мертвенно побледнела.

– Боже мой, – сказала она, – действительно… действительно, это, наверное, успокаивает…

– А требуха! Ее еще называют потрохами, у вас такого не найдешь. Да уж, это стоит попробовать! Потроха мы берем прямо из…