«Около музыки» и другие рассказы
Шрифт:
– Вот оно что. Значит, этот мир тебя не устраивает?
– Нет, почему… Не в этом дело. Хотя, конечно, не устраивает, да. Тебя, можно подумать, устраивает. Но уж какой есть. Просто мне хочется разобраться в этом мире через другой. Понимаешь, нет?
А мир вокруг был, в общем, очень даже ничего. С оторванными досками заборов, с рекой, несущей последние островки льда, с кустиками прошлогодней травы. Весь высветлен солнцем и обещанием тепла. И даже Панкратьев, когда он щурится на солнце, не такой уж и страшилка.
– Слушай,
– Никого я не строю, – ответил он. – Я просто смотрю. Я наблюдатель, понимаешь? Я не то чтобы умный. Я просто смотрю. Учусь смотреть, слушать. Я хочу… Ну, наблюдатель должен быть незаметным. Пока. Пусть Федотов умничает, зажигает там. Интернетными своими шуточками, пусть себе. За умного сойдёт. А мне не надо, понимаешь? Я сам про себя знаю.
А ведь и правда, правда. Егор Федотов только и делает, что острит. И да, это точно не своё, а всё из… Я же сама половину из того, что он говорит, видела «ВКонтакте», и всё равно Егор кажется мне неглупым. Казался. Раньше. Чёрт бы с ним, Федотовым. Смешно он сегодня про шапку сказал, сам придумал. Молодец. Надо было посмеяться со всеми, да и всё.
– А ещё, знаешь, я придумал что. Ну, это скорее мультик, можно нарисовать. На фильм не тянет, у меня сюжета опять нет, просто картинка. Город, старинный. Средневековый. С лестницами, узкими кривыми улицами, булыжной мостовой. Город как город, только в нём – стена. Высокая. И что за стеной – никто не знает. Вроде бы… вроде бы за стеной живут монахи. Но никто их не видел. Просто легенда.
И ещё – в стене есть такая комната… Туда можно зайти. И там – окошко. Окошко туда, за стену. Тёмное – посмотреть нельзя. Но можно протянуть в него руку. И там… Вот монахи, которые там живут. Они возьмут тебя за руку. Просто возьмут за руку, и всё. Говорить с ними нельзя. И неизвестно, монахи они или что. Просто все знают: если тебе плохо… Или, наоборот, хорошо… В общем, если тебе нужен человек рядом, поделиться чем-то, а никого нет… ты можешь прийти к стене, просунуть руку в окошко. И там будет другая рука. Тебе ответят.
Я сразу представила это, очень хорошо. Город, стену. Окошко. И как я подхожу и кладу руку. Вообще не знаю – нужно мне это? Чтобы чужой какой-то монах брал меня за руку? Другой, невидимый, незнакомый мне человек.
– Догадалась, нет? – спросил он. Такой независимый, умный такой шлёпает. Руки в карманах.
– До чего? – не поняла я.
– А, значит, нет. Там, с другой стороны, нет никаких монахов. Там такой же город. И люди так же приходят к стене, просовывают руку в окошко… Поняла?
Ухты. Поняла, да.
– А как тогда… Как тогда они одновременно приходят? Ну, почему совпадает всегда?
Он усмехнулся, загадочно так. А потом сказал:
– Неужели непонятно? Там всегда очередь стоит. С обеих сторон.
Надо же. Надо же, что у него в голове.
Он вдруг зашагал быстрее. Будто хотел убежать. Сморозил что-то такое, о чём не хотел говорить, и рванул.
Я даже подумала – ну и пусть. Пусть так странно оборвётся разговор. Но впереди горел красным светофор, и Панкратьев остановился, подождал меня. Хотя машин не было. Он вытащил руку из кармана, и я испугалась, что он возьмёт меня за руку. Но он просто почесал нос. А потом сказал, не оглядываясь – знал, что я рядом стою:
– Знаешь, ещё в этом мире, где молчат… У меня был ещё такой вариант… Люди не передают друг другу информацию. Вербально. – Ух ты, «вербально»! Похоже, перестал считать меня дурой всё-таки. – Но им хочется всё-таки чувства передавать, эмоции. Без этого как-то… Как-то они недолюди. Вот я подумал – музыка. Нет речи, слов, но у человека, скажем, с собой флейта. И он подходит к другому и играет. Играет ему то, что можно бы сказать. Свою радость играет или злость. Ведь можно же и злость, правда?.. Представляешь такой город, такой мир?.. Представляешь, Сенька?
Я молчала. Чёрт, как это всё у него помещается в голове? Все эти его города. Может, он просто вычитал это всё?.. Не может быть, чтобы Панкратьев… Хотя что – Панкратьев? Видно же. Видно, какие умные глаза. Какой лоб огромный. Это я и вправду бестолочь, что не разглядела раньше.
– Я пробовал учиться, – продолжал он. – Пианино пробовал, потом гитара… И не смог, пальцы вот эти, ноты… Ужас. Не смог я, дурак, наверное. Понимаешь – слышу, а пальцами сыграть не могу. Я бы хотел своё играть. Я чужое не хочу. Вот бы программку такую в телефон. Чтобы музыку… Ну, не знаю. Чтобы то, что в голове, зазвучало.
– Прямо из мозга, что ли?
– Ну, не знаю. Или всё-таки научиться… Другие же могут! Вот ты, например. Что я, глупее тебя, что ли?
– Нет, – засмеялась я, – похоже, не глупее. Но и не умнее сильно, ты там не воображай особо.
Вообще, это было враньё. Он сильно умнее. Но уж очень, правда, стал воображать.
– Поехали в Москву, – сказал он вдруг.
– Что, прямо сейчас?..
– Ну а что? Смотри, мы уже на станцию пришли.
– Какую станцию?.. Вокзал же далеко.
– На следующую, балда. Вообще города не знаешь своего.
Я вдруг поняла, что он всерьёз.
– Нет, Панкрат. Ты что! Мне домой надо…
– А, извини. Я забыл.
– Понимаешь… Это ты вольная птица. А мне заниматься. – Только бы он не подумал, что я из-за родителей!
– Заниматься? А, на виолончели?
– Конечно.
– Каждый день, да?
– Ну да. Часа по четыре выходит.
– Сколько?!! Обалдеть. Ну ты вообще… Каждый каждый день?
– Ну да… А как ещё?..