Оковы страсти
Шрифт:
— Извини, папа! Если ты позволишь, я с удовольствием уйду к себе. — Неуклюже отодвинув стул, Алекса резко встала. Глаза ее были подобны грозовым тучам. — Мне очень жаль, что я испортила вам обед, но я… не могу терпеть, когда плохо говорят о моих друзьях! Моих, да и твоих тоже, папа. Даже если ты и не хочешь об этом вспомнить сейчас! Твои респектабельные лицемерные друзья только сочувствовали и болтали, и лишь Летти Дизборн действительно помогла нам. Когда я была в Коломбо, а тетя Хэриет была занята, Летти прислала нам на помощь своего управляющего. Если бы не она, в этом году мы бы остались без
Алекса стояла прямо, гордо вскинув голову, хотя чувствовала, что ноги у нее дрожат, а колени подгибаются. К ее удивлению, отец не сказал ни слова, хотя некоторое время пристально смотрел на нее. Алекса подумала, что он, наверное, удивлен ее поведением. Не говоря ни слова и все так же глядя на нее, он поднял бокал и отпил добрую половину. В конце концов, Хэриет нарушила это напряженное молчание и как будто между прочим сказала:
— Что ж, теперь, когда ты все сказала, я думаю, тебе лучше сесть и продолжить обед. Бой, унеси тарелки, и можно подавать следующее блюдо. И, пожалуйста, убедись, что оно не остыло. — А когда Алекса с мрачным видом села, Хэриет повернулась к брату и задумчиво спросила: — Как ты думаешь, мы можем позволить себе купить еще одну плиту? Повар недавно сломал одну, и теперь у нас осталось только две.
Обед продолжался довольно спокойно, как будто ничего не произошло. Алекса с пылающими щеками намеренно смотрела только в свою тарелку. Возможно, она слишком резко говорила с папой, но, с другой стороны, он ведь был не прав, говоря о Летти подобным образом. Во всяком случае, он не отругал ее после того, как она высказала свое мнение по этому поводу, но, наблюдая из-под опущенных пушистых ресниц за папой, Алекса заметила, как часто он стал наполнять свой бокал, и почувствовала себя немного виноватой перед ним. Папа ведь болен и, возможно, не отдает отчета своим словам. Наверное, ей стоило быть более снисходительной по отношению к нему. Ей совсем не хотелось его расстраивать!
— Алекса, если ты уже наигралась со своей рыбой, может быть, мы тогда перейдем к мясу? Мартин, ты сам разрежешь мясо или мне приказать это сделать повару?
— Конечно, я разрежу. Что ты думаешь? Неужели я позволю этому старому мяснику испортить прекрасное жаркое?
Алекса с облегчением отметила про себя, что папа ведет себя вполне нормально, во всяком случае, он начал разрезать мясо, соблюдая все правила, установившиеся у них в доме с незапамятных времен.
— Ну вот! Хэриет, ты ведь любишь хорошо прожаренное мясо? Два кусочка? И…
Встретив вопросительный взгляд отца, Алекса почувствовала, что ее охватывает волна нежности и раскаяния по отношению к нему за то, что он простил ее. Улыбнувшись, она весело ответила:
— Мне, папа, пожалуйста, совсем недожаренный кусочек. Как всегда. И, если можно, совсем тоненький.
— Что такое? Недожаренный, ты сказала? Но, моя дорогая, почему? Ты же всегда говорила, что терпеть не можешь сырое мясо!
— Но я всегда… — начала было Алекса, но внезапно остановилась, поняв, что он опять принимает ее за маму, которая не выносила даже вида сырого мяса и всегда просила самые зажаренные кусочки.
Пока Алекса в отчаянии искала подходящие слова, папа ласково продолжал:
— Тебе нет смысла заставлять себя пробовать сырое мясо, дорогая, из-за того, что все и всегда уговаривают тебя сделать это. Вот твои любимые кусочки!
Встретив предупреждающий взгляд Хэриет, Алекса промолчала, когда слуга поставил перед ней ее тарелку с мясом. Она даже смогла найти в себе силы и попросила положить себе йоркширский пудинг и картофель. Она от всей души надеялась, что если папа поест, он снова придет в себя. Конечно же, не она явилась причиной этого приступа, хотя Хэриет, возможно, считает иначе.
— Ну что ж, начнем, пока наше роскошное мясо не остыло. Хм… Действительно, очень вкусно. Нужно сказать повару, что на этот раз он превзошел самого себя. Но, дорогая! Неужели тебе не нравится? Может быть, тебе дать другой кусочек?
Алекса уже открыла рот, чтобы сказать, что ее вполне устраивает ее кусок, но тут совершенно бессознательно, поддавшись какому-то внутреннему инстинкту, она спокойно ответила:
— Ты мне дал прекрасный кусочек, папа, но ты же помнишь, что я люблю совсем не дожаренное мясо.
— Но я не понимаю! — Мартин отложил нож и вилку и, нахмурившись, посмотрел на Хэриет в поисках поддержки. — Хэриет, подтверди, что Виктория всегда предпочитает самые зажаренные кусочки! Естественно…
— Папа, папа! Пожалуйста, посмотри на меня! Я не моя мама! — Не обращая внимания на предостерегающий возглас Хэриет, Алекса подбежала к отцу. — Я только надела мамино платье по твоей просьбе, папа, но я не… Виктория. Я Алекса, и я не твоя жена, мой дорогой папа, а твоя дочь. Я знаю, ты понимаешь меня!
— Что? Что? Виктория?.. — Отец удивленно взглянул на Алексу.
— Алекса! Папа, пожалуйста, посмотри на меня! Я твоя дочь, папа!
— Дочь? — Он перевел взгляд на Хэриет. — Но у меня ведь нет дочери, Хэри? Они родились мертвыми… Обе. Бедная Виктория…
Хэриет гневно повернулась к Алексе:
— Тебе не кажется, что ты уже достаточно натворила за сегодняшний вечер? Помолчи теперь, ради Бога, и оставь его одного!
Но Алекса уже не могла остановиться, она должна была сказать все для папиного же блага да и для ее собственного спокойствия. Крепко схватившись за спинку стула, она продолжала, проигнорировав слова тети:
— Ты должен выслушать меня, папа, и попытаться понять, что это только потому, что я люблю тебя… О, папа! Я дочь твоей любимой Виктории, понимаешь? Я часть ее, именно поэтому ты видишь ее во мне. У тебя осталась я, а мама… мама всегда будет жить в нашей памяти. Понимаешь? Мама ушла, но она оставила меня, чтобы я заботилась о тебе, если ты позволишь, конечно. Но ты должен понять, кто я есть на самом деле, папа! Я дочь моей матери, а не моя мать!
— Понять? А… да… глаза. Это глаза не Виктории… Чудесное бальное платье Виктории, но… ты дочь моей Виктории. Правильно! Ты ее частичка. Конечно же! Она никогда бы не оставила меня одного. Я должен был знать это. Она должна была уйти вместе с маленьким Фреди. У нее доброе сердце, и она не могла оставить его одного! Но она оставила частичку себя, правда? Виктория никогда бы не оставила меня совсем одного, я должен был знать и верить в это! Иногда я чувствую, как будто она совсем рядом. Я ощущаю ее присутствие. Иногда мне кажется, я слышу ее голос…