Оковы страсти
Шрифт:
— Распутница! — прошептал он грубо. — У тебя богатая практика.
Он приподнял ее, и Алекса затаила дыхание — последовало продолжение этого чувственного наслаждения. Лишь на мгновение прервав их поединок чувств и страсти, Алекса откинула прядь золотистых волос, опутавших их с ног до головы. И вновь продолжался их неистовый, безумный акт любви.
— Тебе не нравится это? Ты ошибаешься, я не проститутка. Я не требую платы за то, что доставляет мне удовольствие. И я выбираю сама. Довольна ли ваша светлость? Как вам нравится роль моего жеребца?
— Нравится, пока хороша выездка и вы ублажаете меня, моя госпожа.
Он принял ее вызов и вдруг подумал:
Это было сродни рыцарскому поединку, своеобразное, никем не оцененное состязание любовного мастерства, исступленной страсти. И лишь зеркала комнаты отражали всю пластику и технику их движений, поз.
— Ты видела меня с Мадаленой? Ну и как тебе понравилось все это, маленькая развратница?
— По-моему, это нравилось тебе, — отпарировала Алекса. — Но если честно, сегодня ты меня разочаровал. Не сравнить с тем, что было раньше.
— Зато ты, как и Мадалена, слишком старалась не разочаровать и ублажить меня. Если же ты ждешь чего-то более грандиозного от меня, то постарайся не утомлять меня пустой болтовней, а, наоборот, пробуди во мне желание.
Неожиданно он оттолкнул Алексу от себя, она упала на спину, он сидел сверху и держал ее руку в своей:
— А теперь, любовь моя, позволь мне показать тебе, как я хочу и могу любить тебя. Я покажу тебе «любовь по Доузу». И помалкивай, не то…
Она закусила губу, чтобы он не слышал ее криков, а Николас стянул ее запястья специальными кожаными ремнями, закрепленными предусмотрительным Доузом на столбиках кровати, и закинул ее руки за голову. Его руки скользили по ее телу в какой-то исступленной страсти, лаская, обволакивая ее. Но вдруг Алекса сдвинула ноги:
— Ты что, думаешь, все можно взять и получить силой? Остановись!
Она толкнула, ударила его, стараясь попасть в наиболее уязвимые места. Пыталась, пока он не стянул и не закрепил ремнями и лодыжки ее ног. Так она и лежала, беспомощная, беззащитная. Что оставалось ей, как не молчать и подчиняться?
— Надеюсь, милая развратница, что сила мне вовсе не понадобится. Зачем? У тебя роскошное тело, которое я желал бы исследовать и использовать так, как этого желаю я, без какого бы ни было давления и сопротивления с твоей стороны. Да, мне жутко не хочется возиться с кляпом, затыкать тебе рот; может быть, ты не будешь кричать слишком громко?
Словно испытывая удовольствие и продлевая минуты ее отчаянной беспомощности (она так и лежала распростертая на кровати), он подошел к камину, подкинул еще угля, глубоко затягиваясь, выкурил очередную сигару и только тогда вернулся к ней. Он внимательно смотрел на нее, а когда заговорил, в голосе его звучали нотки беспокойства, волнения. Он вежливо спросил:
— Ведь ты будешь со мной? И поможешь мне? — И он склонился над ней и принялся ласкать ее нежно, затуманивая сознание.
Даже крепко зажмурив глаза, Алекса ясно могла видеть и чувствовать окружающее ее темно-синее море. А она, как корабль без руля, качалась на волнах: вверх-вниз, вверх-вниз; и только ветер, подобно прикосновениям его рук (рук исследователя, первооткрывателя новых незавоеванных миров), мог изменить его движение. Она чувствовала себя глыбой мрамора, превращаемой в статую. Резец скульптора оттачивает каждую линию, мышцу, жилку, изгиб и впадину ее тела. Подобно тому, как натянутый холст впитывает легкие мазки кисти художника. Еще штрих, еще мазок, еще один слой, пока она не превращается в его картину, его мраморную статую, новый, открытый им континент.
Нет, ничего нельзя поделать, старалась убедить себя Алекса. Она лишь беспомощная жертва, и он может подвергнуть ее любой изощренной пытке и мучениям. Но когда его руки «лепили» ее тело, а пальцы копировали и создавали новую кожу, а губы и язык пробовали и поглощали всю ее, словно испытывая на прочность, — она хотела этого еще! И еще! Жестоко, расчетливо он заставил ее хотеть его, сходить с ума от желания. Он пробудил в ней дикую страсть. Не думая более ни о чем, подчиняясь только своим чувствам, Алекса никогда ранее не ощущала так свое тело, как теперь. И это сделал он! Каждой клеточкой своей воспаленной горящей кожи она чувствовала все его прикосновения, касания, каждый кусочек и клеточку его плоти. Никогда раньше она не поддавалась так своим чувствам и ощущениям, всецело отдаваясь лишь сладострастию.
Исчезло все, кроме этой спальни, остановилось время, и не было иных желаний, кроме одного — снова испытать это острое ощущение сочетания боли, страданий, мук и огромного чувственного наслаждения. Она хотела испытать, узнать, прочувствовать все. Видеть, как он любит ее тело, и так же любить его. Открыв глаза, Алекса увидела, что прямо над кроватью, вверху на потолке, было встроено зеркало. Как же она не замечала его раньше? В голубых сумерках отражалось ее, казалось, светящееся тело цвета слоновой кости, тело, распростертое на белых простынях и контрастирующее с загорелым темноволосым человеком, склонившимся над ней. Она задыхалась, стонала, корчась и извиваясь, несмотря на крепко связывающие, сковывающие ее ремни. Но она совсем не замечала и не чувствовала боли от ссадин и содранной кожи, ощущая только появившееся растущее, вытеснившее все остальное желание, превратившееся в навязчивую потребность.
Ее судорожные стоны перешли в настоящие рыдания, а голова качалась из стороны в сторону.
— Пожалуйста, Николас. Ну пожалуйста, я… Я хочу… — Голос ее перешел в напряженный, почти бессвязный шепот, выдавливаемый, казалось, независимо от ее желания. — Пожалуйста. Нет! Не надо!..
Если бы только могла, Алекса била бы его неистово в грудь, но тело его было дразняще, мучительно неподвижно, пока его бедра не коснулись ее и она не почувствовала его плоть каждой клеточкой своей плоти. Она снова вскрикнула, когда он взял ее лицо в свои ладони и начал целовать ее, шепча:
— Ну теперь-то хочешь ли ты меня, моя маленькая хитрая пленница? Моя любимая развратница! Как быстро, оказывается, ты уступаешь, как легко соблазнить тебя, как мило ты отдаешься. Но чего ради, душа моя? Чего ты хочешь? Скажи мне, Алекса. Посмотри мне в глаза и скажи честно, хочешь ли ты быть снятой мною на сегодняшнюю ночь проституткой, как ты того и стоишь? Согласна, любимая?
— Да, — всхлипнула она. — Да, я хочу тебя, Николас Дэмерон. Черт тебя подери! Хочу тебя, чтобы ты… Я хочу тебя, понимаешь? Я…