Окрашенное портвейном (сборник)

Янс Георгий

– Чтобы сегодня нам было лучше, чем вчера, – предложил Андрей тост.

– И чтобы его всегда было в избытке, – показал я на бутылку портвейна.

Мы закусили остатками салата и уже заветрившейся «докторской» колбасой. Тепло стало не только от печки, но и изнутри. Закусив, дружно закурили. Организм ослаб, и от выпитого меня «повело».

– Вот, скажи мне, Андрюш, – начал я обычную в таких случаях застольную беседу, – почему мы с тобой предпочитаем пить портвейн, а не водку.

– Очень просто. Портвейн предполагает беседу, и беседу, в общем-то, длительную. Вот мы с тобой сейчас

вмазали по стакану портвейна и ничего, беседуем. А представь, выпили бы по стакану водки, и все, были бы уже в отрубе. Здесь же без закуски можно обойтись.

– И, из «горла» выпить, – добавил я. – Наверно, все так. Мне еще кажется, что портвейн у нас вроде, как религия. Как у хиппи – марихуана. Ты понимаешь, о чем я. Портвейн – составляющая нашей жизни. Без портвейна мы были бы другие.

– Трезвые были бы.

– Я серьезно. Без портвейна мы были бы правильные, занудливые что ли. А портвейн раскрепощает. Не забыться хочется, а что-то сотворить.

– Большое и чистое. Ты вчера и натворил. – Андрей продолжал ехидничать. – Хорошо, что быстро отрубился.

– Вот видишь, выпивка спасает от больших глупостей. Был бы просто пьяный, такого натворил.

– Ладно, идеолог. Давай лучше наливай.

Мы выпили еще. Уже хотелось не только поговорить, но и острых ощущений. Из острых ощущений были только спящие девочки.

– Пойду посмотрю, как там Наташа – собрался я выходить из стола.

– Или Маша. Сиди, – приказал Андрей. – Выпьешь и сразу к бабам. Успеешь еще. Давай лучше поспорим.

– Давай. Только о чем?

– Давай поспорим, что ты в этом, 1980 году не женишься.

– А чего спорить. Я что похож на больного? Скорее коммунизм построим, чем я женюсь.

– Нет, давай поспорим, – чувствовалось, что Андрей тоже основательно «поплыл.

– Спорим. Только на что? На интерес?

– Зачем на интерес? Если ты женишься, я даю тебе триста рублей, если нет, ты целый год по первому моему желанию идешь в кино.

– Это же обалденные деньги. Откуда?

– Оттуда. Ну, так спорим.

Я легко согласился. Мы оба были убеждены в бессмысленности спора. Женить меня практически невозможно, а в кино я с ним и так почти всегда ходил с удовольствием.

С дачи разъехались только к вечеру. Наташа на меня обиду не таила, и остаток дня мы провели в мире и наслаждениях.

22 апреля 1980. Вождю мирового пролетариата сто десять лет. Очередной юбилей. По этому случаю у нас коммунистический субботник. Из всего «советского» я любил шампанское и субботники. Шампанское действительно было очень хорошим, а субботники – тепло – весенние в приятной компании и с привкусом портвейна. Даже милиция не трогала пьяных в дни субботников. Скорее трезвые вызывали подозрение, так как не были «в едином порыве» и не «проявили трудового энтузиазма.

Нам выдали метлы, лопаты, совки и поручили убирать территорию перед главным входом в институт. Мы сидели на лавочках, разморенные теплом и предвкушением кайфа ничегонеделания, пока не показался куратор группы, Владислав Николаевич, про которого на факультете говорили: «Слуга царю, отец солдатам». Он искренне любил все советское: родину, колбасу, студентов. При этом был энциклопедически

образованным человеком, никогда не повышающим голоса. Увидев, что мы сами по себе, а уборочный инвентарь сам по себе, с показным недоумением воскликнул:

– Братцы, а что мы сидим? Хотите в «черный список» попасть перед самым окончанием? Хотите в школу пойти работать?

Желающих работать в школе не оказалось, мы дружно взялись за метлы и лопаты, но с тем же кайфом «ничегонеделания», начали демонстрировать видимость деятельности: наши девочки справа налево и слева направо мели по асфальту, а мальчики взад вперед шаркали лопатой. Владислав Николаевича наши дворницкие потуги вполне удовлетворили, вряд ли посмеет, кто теперь сказать, что мы не участвуем в ленинском субботнике, и с чувством законного удовлетворения преподаватель скрылся в здании института.

Мы еще по инерции полчаса мели и шаркали по асфальту, пока я не предложил:

– Чувство законной гордости в эти минуты переполняет весь советский народ. Одна половина прогрессивного человечества смотрит на часы: «А не пора ли в магазин?» Другая половина удивляется: «Что разве еще не сходили?»

– Ты забыл главное. Если партия говорит: «Надо». Комсомол отвечает: «Сейчас сбегаем», – заметил Андрей.

– Ребят, вы чего, очумели? Давайте, хоть еще полчасика поработаем, – возмущается Мария, наш комсомольский вожак и моя будущая супруга, та самая с привкусом салата.

– А давайте посоветуемся с коммунистом Бахиревым. Что он скажет, наш старший товарищ? – предложил Андрей.

Бахирев был нас старше на несколько лет. Отслужил в армии, там же попал в партию. Но не кичился ни тем, ни другим. Он был не только старше нас, но и рассудительнее. Кому-то это казалось тугодумством. Но, уж, если он заводился, остановить его было практически невозможно. В отличие от нас, юнцов, он мог уже уходить в запой. Эта слабость руководством факультета ему прощалась за то, что совмещал в себе несовместимые вещи: он был не только коммунистом, но и порядочным человеком. Вот и сейчас, прежде чем ответить, он задумался, производя в голове, как выяснилось позже незамысловатые арифметические расчеты.

– Что я мужики скажу. Я всегда «за». Но только, если в «легкую». Вы же понимаете, скоро пойдут сплошные майские праздники, а мне обязательно надо продержаться. Фигня получится, если я накануне окончания сорвусь. Да, и вообще, никому сейчас не след нарываться на неприятности. Так что давайте только в «легкую», и по домам.

Бахирев, конечно, прав. Желающих пройтись в «легкую» набралось человек восемь. Девчонки также проучаствовали. Их вклад в общее дело всегда приветствовался: выпьют на копейку, а денег вносят наравне, а то и поболее. Деньги собрал Андрей, и мы с ним потрусили в магазин. В магазине застряли почти на час, так как вся страна в едином порыве приняла участие в коммунистическом субботнике. К шести благоприобретенным бутылкам портвейна мы присовокупили еще шесть сырков «Дружба», триста грамм «Докторской» колбасы, порезанной на ломтики и буханку черного хлеба. Наше возвращение совпало с окончанием коммунистического субботника. Метла и лопаты были сданы. Ильич может гордиться нами.