Окружение Сталина
Шрифт:
Вскоре Сталин умер. Как воспринял это событие Михаил Андреевич? Об этом вспоминает Д. Шепилов: «Тогда я работал главным редактором „Правды“. Страна притихла, все ждали известий из Москвы: как там Сталин… Утром пятого — звонок, голос Суслова: „Быстро приезжайте на „уголок“ (так в кремлевском обиходе именовали кабинет вождя). Товарищ Сталин умер…“ И положил трубку…» [495]
Кончалась страшная эпоха, и в муках рождалось новое время. Но, как оказалось, опытный идеолог и аппаратчик Суслов уже был готов к переменам и неожиданным поворотам. А пока, как и другие «верные соратники», он прощался со Сталиным, нес почетный караул у тела покойного вождя в Колонном зале Дома союзов. Он был полон высокой скорби, и ничто не могло нарушить ее. В связи с этим интересный эпизод того памятного для страны дня описывает музыкант Р. Дубинский: «В центре зала, за тройным кольцом охраны, в открытом гробу лежал Сталин. Из-за портьеры появилась группа высших руководителей партии и направилась к гробу… Мимо нас прошел со скрипкой в руках Давид Ойстрах и остановился рядом с Гауком. Ойстрах поднял к плечу скрипку, Гаук — свою дирижерскую палочку. Зал заполнили звуки „Меланхолической серенады“ Чайковского… В зал стала вливаться человеческая река. Слышны были громкие всхлипывания, плач и подвывания. Мы увидели, как к Ой-страху подошел какой-то высокий мужчина с серым лицом. „Суслов“, — прошептал мне Александров. Ойстрах, продолжая играть, полуобернулся и что-то выслушал. И тотчас темп чуть ускорился, скрипка зазвучала светлее
495
Цит. по: Волкогонов Д. Триумф и трагедия. Кн. II. Ч. 2. С. 198.
496
Дубинский Р. Ночь после смерти Сталина // За рубежом. 1989. № 33. С. 16.
После смерти Сталина состав Президиума ЦК КПСС был сокращен. Суслова в нем не оказалось, но он остался секретарем ЦК. Шел 1953 год.
«ЗАКОНСЕРВИРОВАННЫЙ СВОБОДОЛЮБЕЦ»
Чрезвычайно энергичный, чуждый какого-либо догматизма, склонный к переменам и реформам, Хрущев был по своему характеру и политическому темпераменту прямой противоположностью осторожному и скрытному Суслову. В своей администрации Хрущев сам был и главным идеологом, и министром иностранных дел, он непосредственно сносился с руководителями других коммунистических партий. И хотя энергии Никите Сергеевичу хватало на все, ему нужен был член Президиума ЦК, который руководил бы повседневной деятельностью многочисленных идеологических учреждений. Выбор Хрущева пал на Суслова…
Очевидно, что стиль идеологического мышления Суслова — авторитарный, закосневший в узком догматизме, сформировавшийся в сталинские годы — с трудом вписывался в живую, устремленную к переменам политику Хрущева. Суслову пришлось проявить особую тактическую гибкость, изменить (частично, конечно) свои прежние позиции и взгляды. Впрочем, способности к мимикрии у Михаила Андреевича были выработаны годами партийной и аппаратной работы.
Характер взаимоотношений между Сусловым и Хрущевым постоянно менялся. Эта «подвижность» мало проявлялась внешне. Тем более любопытно проследить этапы скрытого противодействия. Вряд ли многое в деятельности Хрущева нравилось Суслову. Но ситуация требовала оставить идеологические разногласия и избрать иную линию поведения. Дело и в том, что в начале 50-х годов у Суслова сложились весьма напряженные и даже неприязненные отношения с Г. М. Маленковым (начало конфликту положил уже описанный «литовский эпизод»). Поэтому возвышение и укрепление позиций Маленкова, ставшего одной из ведущих политических фигур после смерти Сталина, не сулили ничего хорошего ни Суслову, ни людям, на которых он опирался и которым покровительствовал. Положение усугублялось выводом в 1953 году М. А. Суслова из состава Президиума ЦК. Поэтому неудивительно, что в той острой борьбе, которая вскоре развернулась между Хрущевым и так называемой «антипартийной группой», Суслов прочно выбрал сторону Хрущева. Последний же в условиях обострившегося конфликта весьма и весьма нуждался в сторонниках и поддержке. Итак, вначале союз состоялся.
Существенные разногласия внутри руководства выявились и обострились уже в 1954 году. Позднее, на январском (1955 год) пленуме ЦК КПСС, по информации Хрущева было указано на моральную ответственность Маленкова за известное сфабрикованное «ленинградское дело». Маленков, защищаясь, сослался на то, что не смог разобраться в его изначальной провокационной сущности. Но главной причиной последовавшего тогда освобождения Маленкова от поста Председателя Совета министров СССР и от председательствования в Президиуме ЦК КПСС стала резкая критика деятельности и позиции Маленкова как главы советского правительства. Это решение поддержал секретарь ЦК М. А. Суслов, впрочем, так же как Каганович и Молотов.
На июльском (1955 год) пленуме ЦК КПСС настала «очередь» В. М. Молотова. Здесь нелицеприятному разбору подверглась его ортодоксальная позиция в вопросе урегулирования отношений с Югославией и СКЮ. После речи А. И. Микояна, заявившего о том, что «Молотов живет только прошлым и вдохновляется злобой, которая накопилась у него за время этой советско-югославской драки», слово взял М. А. Суслов. Он подчеркнул: «Молотов неправильно, не по-ленински противопоставил пролетарский интернационализм политике равноправия народов и сделал отсюда неправильные и вредные для нашей политики выводы» [497] . На пленуме были рассмотрены и организационные вопросы: в состав Президиума включили новых членов (сторонников Хрущева) — Суслова и Кириченко.
497
Барсуков Н. Еще впереди XX съезд… // Правда. 1989. 17 ноября.
Как известно, внутрипартийная борьба достигла драматической кульминации на бурно проходившем заседании Президиума ЦК КПСС в июне 1957 года. Речь тогда шла о судьбе страны — дальнейшем развитии начатых реформ или «откате» назад, в сталинское прошлое. Молотов и Маленков неожиданно поставили вопрос о снятии Хрущева. Никита Сергеевич, однако, решительно отверг все обвинения, ссылаясь на достигнутые в последнее время экономические успехи и существенные сдвиги во внешней политике. В острых прениях в поддержку Хрущева выступили три члена Президиума: Микоян, Суслов и Кириченко. Семеро остальных (Молотов, Маленков, Ворошилов, Каганович, Булганин, Первухин и Сабуров) добивались его отставки. В итоге Президиум вынес решение сместить Хрущева с поста первого секретаря ЦК КПСС, но он, поддержанный сторонниками, отказался подчиниться решению и потребовал созвать пленум ЦК.
Решающий для Хрущева июньский пленум начался с доклада Суслова, изложившего суть возникших разногласий, не скрывая при этом собственной поддержки Хрущева. Затем выступили Молотов, Маленков, Каганович, Булганин. Они повторили свои обвинения Хрущеву, пытались обосновать отстаиваемые позиции и упорно защищались. Поражение особенно страшило этих людей, боявшихся не только за свою карьеру в партии, но по привычке, укоренившейся в годы репрессий, и за собственную жизнь. Поэтому пленум продолжался непривычно долго, несколько дней: с 22 по 29 июня. На всех заседаниях Суслов защищал линию Хрущева. Выбор был сделан им гораздо раньше, и отступать было невозможно. Думается, как опытный аппаратчик, он тонко уловил перспективы развернувшейся борьбы и поддерживал того, на чьей стороне были реальная власть и сила. О том, что это был во многом прекрасно рассчитанный тактический ход, свидетельствуют дальнейшее развитие событий и поведение Суслова.
К вопросу об «оппозиции», «фракции» Михаил Андреевич возвращался и в дальнейшем, на XXI и XXII съездах партии. Сравнение его выступлений, кажется, многое может прояснить. Для первого характерны сдержанный тон, краткость и лаконичность оценок: «Разгромив и отбросив прочь антипартийную группу Маленкова, Кагановича, Булганина и Шепилова, выступившую против ленинской политики Центрального Комитета, против коренных интересов советского народа, партия еще более сплотила свои ряды и представляет собой могучую крепость…» [498] На XXII съезде, когда позиции лидера партии Н. С. Хрущева были сильны, как никогда, от прежней осторожности и привычной взвешенности в речи Суслова не осталось и следа. В ней доминировали яростный обличительный пафос и негодование оратора. Процитируем красноречивый отрывок: «В первые годы после XX съезда партия встретилась с ожесточенным сопротивлением со стороны антипартийной группы Молотова, Кагановича, Маленкова, Ворошилова, Булганина и других, пытавшихся сбить партию с ленинского пути, вернуть ее к временам культа личности. Эта презренная группа оторвавшихся от народа фракционеров, как известно, упорно противодействовала проведению в жизнь таких важных и горячо одобряемых всем советским народом мероприятий, как освоение целинных земель, перестройка руководства промышленностью и строительством, развертывание внутрипартийной демократии, восстановление революционной законности и др. Многие лица из этой группы непосредственно виновны в массовых репрессиях в период культа личности против честных коммунистов. Во внешней политике антипартийная группа, особенно Молотов, всячески противодействовала проводимому Центральным комитетом курсу на осуществление принципов мирного сосуществования государств с различным общественным строем, на обеспечение прочного мира. Фракционная деятельность могла нанести серьезный ущерб партии и стране. Партия идейно разгромила и отбросила прочь жалкую группку оппозиционеров. Жизнь полностью опрокинула их взгляды, показала их полное банкротство» [499] .
498
Внеочередной XXI съезд КПСС. 27 января — 5 февраля 1959 года: Стенографический отчет. М., 1959. Т. I. С. 367.
499
XXII съезд КПСС. 17–31 октября 1961 года: Стенографический отчет. М., 1962. Т. I. С. 516–517.
Стиль этого выступления (если набор штампов и изношенных выражений можно именовать стилем) чем-то напоминает разоблачительные речи Суслова сталинской поры. Опять все то же стремление быть объективным, а все грехи и просчеты «списывать» на других. Очевидно, что от прежней взвешенно-выжидательной позиции не осталось и следа. Суслов полностью, демонстративно поддерживает Хрущева, пытаясь даже опередить его по части резкости и беспощадности оценок.
Особенно важным, если не переломным в развитии карьеры Суслова при Хрущеве стал XX съезд. Июльский (1955 г.) пленум постановил созвать очередной партсъезд 14 февраля 1956 года. Как обычно, для его подготовки были сформированы различные комиссии. В то время в ЦК существовала специальная комиссия, занимавшаяся реабилитацией репрессированных в прежние годы. Н. С. Хрущев предложил создать еще одну комиссию, которой поручить расследование деятельности И. В. Сталина. Естественно, что бывшие верные соратники Молотов, Ворошилов, Каганович бурно воспротивились этой идее. Лишь благодаря активной поддержке «молодых» членов Президиума, в том числе Суслова и Кириченко, комиссия была сформирована, руководство ею поручено заслуженному идеологу и аппаратчику П. Н. Поспелову. Как и следовало ожидать, уже первые результаты работы были ошеломляющими. Однако идея выступить с «разоблачением» Сталина на съезде, «родившаяся» у Никиты Сергеевича, поддержки не получила. Доклад «О культе личности и его последствиях» был прочитан 24–25 февраля. По одной из версий, те же «молодые» сторонники уже в ходе съезда высказались за выступление, по другой — все это было личной инициативой Хрущева. Существенно следующее: М. А. Суслов не только поддержал публичное осуждение «культа личности», но и «откровенно» раскритиковал его «последствия» в ближайших для него сферах — идеологии и общественных науках. При знакомстве с его речью, полной справедливой критики, поражает один момент: по сути все, что представлялось тогда Суслову устаревшим, безжизненным, вредным для «творческого развития марксизма-ленинизма», как нельзя более полно характеризует именно его, Суслова, стиль политического руководства, мышления, именно его манеру выступать с громкими обличениями, пряча собственное мнение и личную ответственность за неоспоримые авторитеты. Но собственные ошибки и недостатки остались здесь вне критики, без упоминаний. Объективная и «принципиальная» позиция «справедливой критики», обрушившейся на безымянных «других», не касается персональной вины Суслова в происходившем. И весь пафос его выступления на XX съезде убеждает: сам Суслов свободен от «обветшалого» наследия, он все отчетливо видит и не менее принципиально оценивает. В дальнейшем мы не раз убедимся, что подобная гибкая тактика будет часто приносить Суслову ощутимую политическую выгоду.
Но вернемся к XX съезду. Осудив «заседательскую суетню и бумажную писанину», «поглощающие основное время и силы» в ряде партийных организаций, Михаил Андреевич остроумно заключил: «Ну а секретарские папки вовсе не дали молока», очевидно, вспомнив собственные горькие мытарства в Ставрополье.
Основная часть выступления была посвящена происшедшему в годы культа отрыву идеологической работы от жизни: «В отчетном докладе ЦК тов. Н. С. Хрущев дал всестороннюю характеристику идеологической работы партийных организаций, показал, что главный недостаток ее в настоящее время состоит в отрыве в значительной мере от жизни, в неумении обобщать и распространять в массах передовые, проверенные жизнью образцы коммунистического строительства, а также в слабой активности ее в деле борьбы с отрицательными явлениями, тормозящими наше движение вперед». Далее Суслов перешел к собственным замечаниям: «В результате прежде всего отрыва от практики части экономистов и философов получили широкое распространение начетничество и догматизм. Суть дурной болезни, называемой начетничеством, состоит не просто в том, что зараженные ею к делу и не к делу приводят цитаты, а в том, что верховным критерием своей правоты они считают не практику, а наличие по тому или иному вопросу высказывания авторитетов. У них теряется вкус к изучению конкретной действительности. Все подменяется подбором цитат и искусством манипуляции ими. Всякое малейшее отступление от цитаты считается ревизией основ… Не подлежит сомнению, что распространению догматизма и начетничества сильно способствовал культ личности. Поклонники культа личности (здесь Суслов из их числа себя исключает. — Авт.) приписывали развитие марксистской теории только отдельным личностям и целиком полагались на них (любопытный поворот в рассуждениях. И кого же имел в виду Суслов: Маркса, Энгельса, Ленина, может быть, Сталина или еще кого-нибудь? — Авт.). Все же остальные смертные должны якобы лишь усваивать и популяризировать то, что создают эти отдельные личности (наверное, здесь Суслов исходит из собственного трудного опыта пропаганды „Краткого курса“? — Авт.). Таким образом, игнорировались роль коллективной мысли нашей партии и роль братских партий в развитии революционной теории, роль коллективного опыта народных масс. Партия никогда не мирилась с догматизмом, но в настоящее время борьба с ним приобрела особую остроту. Переживаемое нами время делает задачу творческого развития марксизма как нельзя более актуальной». Но, видимо, или упомянутая «дурная болезнь» оказалась слишком заразной, либо давали себя знать рецидивы приобретенного в былые годы хронического недуга — М. А. Суслов, словно позабыв, что говорил выше, подкрепил собственные размышления авторитетной (используемой во все времена) цитатой: «В. И. Ленин, отмечая творческий характер марксизма, подчеркивал, что „мы вовсе не смотрим на теорию Маркса как на нечто законченное и неприкосновенное; мы убеждены, напротив, что она положила только краеугольные камни той науки, которую социалисты должны двигать дальше во всех направлениях…“ [500] » Впрочем, В. И. Ленин был не единственным источником для ссылок. Гораздо чаще в своем докладе (вот она, сила привычки!) Суслов упоминал высказывания Н. С. Хрущева, сопровождая их одобрительными оценками вроде: «Не меньшее значение имеют положения…» — или: «Тов. Хрущев дал совершенно правильный, марксистский ответ…» и т. п.
500
XX съезд КПСС. 14–25 февраля 1956 года: Стенографический отчет. М., 1956. Т. I. С. 284–285.