Октябрь, который ноябрь
Шрифт:
Annotation
Чрезвычайно фантастический роман о Великой Октябрьской социалистической революции и попытках изменить ее результаты. Повествование-фарс с попаданцами, пулеметной стрельбой, погонями, тайнами, трагическими ошибками и чудесными спасениями. Альтернативно-историческая трагикомедия, местами нелепая, порою веселая, но чаще грустная. Сюжет спорен, герои неоднозначны, события строго документальны, следовательно, неправдоподобны. Взаимосвязь действий и противодействий основана на теории марксизма-магнетизма.
Валин
Предисловие автора
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
Валин Юрий Павлович
Октябрь, который ноябрь
Предисловие автора
Чрезвычайно фантастический роман о Великой Октябрьской социалистической революции и попытках изменить ее результаты. Повествование-фарс с попаданцами, пулеметной стрельбой, погонями, тайнами, трагическими ошибками и чудесными спасениями. Альтернативно-историческая трагикомедия, местами нелепая, порою веселая, но чаще грустная. Сюжет спорен, герои неоднозначны, события строго документальны, следовательно, неправдоподобны. Взаимосвязь действий и противодействий основана на теории марксизма-магнетизма.
Говорить о событиях воистину Великих, слишком серьезно трудно, потому доля юмора и иронии в романе присутствует. Но данное повествование не имело целью кого-то обидеть. Одна из центральных героинь говорит: мы всех любим, и красных, и белых, зеленых и черных. В данном случае автор в полной мере разделяет точку зрения этого чрезвычайно искреннего и политически уравновешенного персонажа.
Автор благодарит:
Михаила Рагимова
Ивана Блажевича - за помощь и технические советы.
Юрия Паневина - за помощи и советы.
Евгения Некрасова - за помощь и технические советы.
Пролог. Взгляд из подвала
Петроград
Примерно за десять месяцев до дня Х.
Вино
Сводчатый подвал, жаркий каминец, расшвырянные кресла, умирающий на полу, рядом шкура белая медвежачья - скалит поганую пасть, клыки торчат как у гадюки. Змеи кругом, что князь подлый, что шкура ехидная. Обманули все ж таки, эх, заманили, подстерегли. Ох, прыткий князь, ну, обманщик...
Умирающий закрыл глаза - смотреть в рожу поганому медведю никаких силов не оставалось. Ладно бы родной зверюга, бурый, сибирский. А то выродок редкостный полярный, в пару князюшке гладкомордому. В душу ведь стрельнул, вот точно в душу...
Снова замутило: от недоброй ли мадеры, от крови, что в бороде хлюпала? От обиды? Кому доверился, на что купился?! Ох, дурень, грешная душа... А если и вправду, смертушка над тобой уж нагнулась? Вон, медведь, - лежит, глаза-стекляшки щурит. Каждая тварь смертна, и тебе, святой старец, исключенья не обещано.
Умирающий умирал уже не впервой, хотя чтоб уж так - до самого донышка, пока не доходило. По башке крепко били, брюхо распарывали: в больничке помираешь-помираешь, да и выкарабкиваешься. Тут главное за жизню изо всех жил цепляться. Полезная привычка. Но как нынче уцепишься, если сил и на вдох нет? Это все мадера - отравили, небось, душегубы. Ох, тягостно - крысиный яд, определенно он, изуверская отрава. Пулька-то, она что, - дура, мошка кусачая, с пульки так душно не будет.
А ведь придут сейчас. Добивать заявятся. Когда стрельнули, вскрикнуть успел, да рухнул, обеспамятев. То хорошо. Душегуб Феликс наверняка приглядывался, носиком своим дамским принюхивал убиенного. За мертвого счел. Но, небось, перстами своими холеными пощупать жилку с пульсом побрезговал. Вот и хорошо. Ох, будет тебе, князинька, на орехи, будет...
Старец верил в свой костистый, еще не особо-то и старческий, сорокасемилетний организм. Выдюжит! Бог хранит, кость крепкая, в грудях дыра позарастет, отлежаться бы с недельку. Но уползти надоть. Добьют, чует сердце, непременно добьют. Позовет князь людей тело прибрать, углядят, что жив и в себя пришел. Бежать надо! Хоть на карачках, хоть ужом на пузе...
Шевельнуться сил не имелось. Умирающий с трудом повернул голову, взглянул на распятье, стоящее на каминной полке. Отблеск углей играл на тонкой резьбе, потолочная лампочка светила на божью маковку из слоновой кости. Хорошая вещь, поставить бы такую в избе, всему селу Покровскому на зависть. Изувера Феликся в вечное изгнанье, а распятие и все цацки во возмещение ущерба здоровью. Не, так легко князюшка не отделается. Весь дом отобрать, все земли - пусть нищенствует! И эту, жену его, княгиньку...