Октябрьская страна (The October Country), 1955
Шрифт:
Он поцеловал ее.
– Вот теперь, мадам, вы рассуждаете разумно. Ты в состоянии добраться домой самостоятельно?
– Конечно, чудак.
– Тогда до ужина. Поезжай осторожнее.
– Я всегда так езжу. Пока.
Дэвид отступил на обочину и посмотрел вслед удаляющейся машине.
Первое, что он сумел сделать, придя на работу, это позвонить Джефферсону и попросить договориться о приеме у надежного психиатра.
День тянулся невыразимо долго, дела не клеились. Его сознание было окутано каким-то туманом, в котором ему виделось искаженное ужасом лицо Алисы, повторявшей его имя. Ей все-таки удалось внушить ему свои страхи. +Она буквально убедила его, что ребенок в какой-то степени ненормален. Он диктовал какие-то нудные письма, разговаривал с бестолковыми клерками, подписывал никому не нужные бумаги. В конце дня он был как выжатый лимон, голова раскалывалась от боли, и он был счастлив, что отправляется домой.
Когда наступило лето, страсти, казалось, действительно начали утихать. Дэйв, хотя и был поглощен работой, находил время и для своей жены. Она, в свою очередь, много время проводила на воздухе – гуляла, играла с соседями в бадминтон. Стала более уравновешенной. Казалось, она забыла о своих страхах…
Алиса проснулась, дрожа от страха. За окном лил дождь и завывал ветер. Она схватила мужа за плечо и трясла, пока он не проснулся и не спросил сонным голосом, что случилось.
– Что-то здесь в комнате. Следит за нами, прошептала она.
Дэйв включил свет.
– Тебе показалось, – сказал он. – Успокойся, все в порядке. У тебя давно уже этого не было.
Она глубоко вздохнула, когда он выключил свет, и внезапно сразу уснула. Дэйв обнял ее и задумался о том; какая славная и, вместе с тем странная женщина, его жена.
Прошло примерно полчаса. Он услышал, как скрипнула и немного отворилась дверь в спальню. Дэйв знал, что за дверью никого нет, а поэтому нет смысла вставать и закрывать ее. Однако ему не спалось. Он долго лежал в темноте. Кругом была тишина. Наверное прошел еще час.
Вдруг из детской раздался пронзительный крик. Это был одинокий звук, затерянный в пространстве из звезд, темноты, дыхания Алисы в его объятиях.
Лейбер медленно сосчитал до ста. Крик продолжался. Стараясь не потревожить Алису, он выскользнул из постели, надел тапочки и прямо в пижаме двинулся из спальни. "Надо спуститься вниз, – подумал он. – Подогрею молоко и…" Его нога поскользнулась на чем-то мягком, и он полетел вниз, в темноту. Инстинктивно расставив руки, Дэйв ухватился за перила лестницы и удержался. Он выругался.
Предмет, на который он наступил, пролетел вниз и шлепнулся на ступеньку. Волна ярости накатила на Дэйва. "Какого черта разбрасывать вещи на лестнице!" Он наклонился и поднял этот предмет, чуть было не лишившей его жизни. Пальцы Дэйва похолодели. У него перехватило дыхание. Вещь, которую он держал в руке, была игрушкой.
Нескладная, сшитая из кусков и лоскутов, купленная им в шутку для ребенка, кукла.
В лифте он подумал: А что, если бы я сказал Алисе про игрушку – про ту тряпичную куклу, на которой я поскользнулся на лестнице ночью? Бог мой, да это совсем выбило бы ее из колеи. Нет. Ни за что, мало ли что бывает…"
Уже начинало смеркаться, когда он подъехал к дому на такси. Расставшись с шофером, Дэвид вышел из машины и по бетонной дорожке двинулся к дому. Дом почему-то казался очень молчаливым, необитаемым. Дэвид вспомнил, что сегодня пятница, а значит кухарка со второй половины дня свободна. А Алиса, наверное, уснула, измотанная своими страхами. Он вздохнул и повернул ключ в замочной скважине. Дверь беззвучно подалась на хорошо смазанных петлях. Дэвид вошел, бросил шляпу на стул возле портфеля. Затем он начал снимать плащ, и тут, случайно взглянув на лестницу, замер…
Лучи заходящего солнца проникали через боковое окно и освещали яркие лоскуты тряпичной куклы, лежащей на верхней ступеньке. Но на куклу он почти не обратил внимания. Его взгляд был прикован к Алисе, лежавшей на лестнице в неестественной позе сломанной марионетки, которая больше не может танцевать. Алиса была мертва. Если не считать грохота ударов его сердца, в доме была абсолютная тишина. Алиса была МЕРТВА!!!
Он бросился к ней, сжал в ладонях ее лицо, он тряс ее за плечи. Он пытался посадить ее, бессвязно выкрикивая ее имя. Все было напрасно. Он оставил ее и бросился наверх. Распахнул дверь в детскую, подбежал к кроватке. Ребенок лежал с закрытыми глазами. Его личико было потным и красным, как будто он долго плакал.
– Она умерла, – сказал Лейбер ребенку. – Она умерла.
Он захохотал сначала тихо, потом все громче и громче. В таком состоянии и застал его Джефферс, который был обеспокоен его звонком и зашел повидать Алису. После нескольких крепких пощечин, Дэвид пришел в себя.
– Она упала с лестницы, доктор. Она наступила на куклу и упала. Сегодня ночью я сам чуть было не упал из-за этой куклы, а теперь…
Джефферс энергично потряс его за плечи.
– Эх доктор, – Дэвид улыбался, как пьяный. – Вот ведь забавно. Я же, наконец, придумал имя для этого ребенка.
Доктор молчал.
– Я буду крестить его в воскресенье. Знаете, какое имя я ему дам? Я назову его Люцифером.
Было уже одиннадцать часов вечера. Все эти странные и почти незнакомые люди, выражавшие свое соболезнования уже ушли из дома. Дэвид и Джефферс сидели в библиотеке.
– Алиса не была сумасшедшей, – медленно сказал Дэвид. – У нее были основания бояться ребенка.
Доктор предостерегающе поднял руку:
– Она обвиняла его в своей болезни, а ты – в ее смерти. Мы знаем, что она наступила на игрушку и поскользнулась. Причем же здесь ребенок.
– Ты хочешь сказать Люцифер?
– Не надо его так называть!
Дэвид покачал головой.
– Алиса слышала шум по ночам, какие-то шорохи в холле. Ты хочешь знать, кто его мог создавать? Ребенок. В четыре месяца он мог прекрасно передвигаться в темноте, подслушивать наши разговоры. А если я зажигал свет, ребенок ведь такой маленький. Он может спрятаться за мебелью, за дверью…
– Прекрати! – прервал его Джефферс.
– Нет, позволь мне сказать то, что я думаю. Иначе я сойду с ума.