Октябрьские рассказы
Шрифт:
— Что за речь? Слушай вкратце… То, что мы совершили, — еще не полная победа. Победа будет впереди. Это еще не та революция, пролетарская революция должна быть впереди, социалистическая революция!
— Постой, постой! — воскликнул Шахов. — Да это же ты Ленина нарисовал. Это он вчера с броневика у Финляндского вокзала говорил. Ну что ты, кто же пойдет за ним?! Ты видел сам-то его?
— Да. Я видел сам, и я тебе скажу: за ним шел вчера весь народ, все питерцы — и рабочие, и солдаты, и матросы, и женщины, и старики, и подростки, — вчера шли, а завтра пойдет вся Россия!
— Ты уверен? — нерешительно сказал Шахов. — Почему пойдет за ним?
— Потому что он единственный, может быть, человек сегодня в России, который знает настоящий путь! И я хочу идти этим путем!
— Как же
— Бывает, ты сам сказал хорошо про чудо. Да, это чудо одного апрельского вечера, и это чудо повернуло не только мою жизнь, а может, и жизнь всей России, а может, и пошире…
Чудо этого апрельского вечера Анатолий Оршевский хранил в памяти до самой смерти. Он погиб на фронте в рядах Красной Армии в 1918 году.
Начало эры
Они стояли у окна и, отодвинув тяжелые синие портьеры, смотрели на темную пустынную улицу, мерцавшую изморозью. Они видели в сизой мгле ноябрьской ночи, как ветер хлопал вывесками и гнал по тротуару и мостовой обледенелые куски сорванных плакатов.
— Подумать только, — сказала хозяйка, придерживая портьеру рукой, на которой сверкнуло большое кольцо с темным прямоугольным камнем, — посмотрите на эту улицу, на этот город. Кто скажет, что еще недавно это называлось столицей империи. Вслушайтесь в тишину этих мрачных, черных улиц, вглядитесь в эту темноту, вспомните, какой свет, какой шум царили в этом городе. А теперь ночь, ветер, мрак. Как на сцене. Можно ставить Шекспира. Мне страшно, а вам? У вас в Америке даже в романах не прочтешь о том, что случилось у нас…
Гость, внимательно и серьезно слушавший хозяйку, опустил портьеру и посмотрел в глубину комнаты. Там в камине догорали остатки дров, в комнате было прохладно, пахло старой мебелью, пылью, на стенах в полумраке поблескивали золотые рамы. Посредине стоял круглый стол, на нем кофейник и маленькие чашки. У камина в глубоких мягких креслах сидели двое мужчин, тихо перекидывавшихся короткими фразами. Один курил сигару, и тонкий голубой дымок отлетал к груде потухающих углей, уже подернутых серым пеплом. Комната освещалась двумя свечами в подсвечниках, изображавших сфинксов. Ковры на полу заглушали шаги.
Гость слегка улыбнулся, но заметить его улыбку хозяйка не могла, потому что снова лицо его стало холодным.
— Россия имеет свою историю, непохожую на Америку, — заметил он.
Хозяйка отошла от окна. В черном бархатном платье, с белым кружевным воротником, высокая, полная, с копной почти рыжих волос, она говорила с каким-то наигранным экстазом:
— Все пришло к концу. Все старые слова сказаны, религии, искусства и науки не дают выхода человеческой душе. Война развязала все дикарство в людях, все самое грубое, жажду убийства, но человек, он не может не жаждать света, не может не искать пути, по которому можно выйти к солнцу истины, к великим знакам зодиака, приблизиться к тому первообразу, который спасет истинное «я» человечества от уничтожения. Вы слышали про теософский орден «Зеленой Звезды на Востоке»?
— Нет, к сожалению, я не слышал, — сказал вежливо гость и дал прикурить хозяйке.
Она, помахивая маленькой душистой сигаретой, сказала разочарованно:
— Но он известен в Англии и в Америке… У нас перед февралем и особенно после февраля он стал очень, очень популярен, и не только среди аристократов духа, но и среди людей простой души, жаждущих. Наши собрания имели громадный успех. Величие образов, которые таятся в этом учении, чистота и новизна его привлекали сердца. Оно заключает в себе и римско-католическое учение об очищении, просветлении и слиянии с божеством, и суфизм, мистическое учение ислама, эти Путь, Истина и Жизнь, и великие познания религии индуизма, и буддизм… Понимаете, среди этой нищеты культуры, среди крайностей, которые проповедуют большевики, наши пути с их посвященьями, символикой, экзотикой — новые пути. Путь слияния есть достижение стадии Учителя, освобождение от мира есть конечное спасение. Учитель, мы ждем его, мы не знаем часа его явления, но он настанет. Нужно, чтобы мы были способны принять его, вместить и уготовить ему путь… Правда, что в Америке можно основывать собственную религию: каждому, кто хочет выступить вождем религии, надо только собрать тридцать последователей, и эту новую религию утверждают, как законносуществующую…
— Возможно, — сказал гость, — но я бы хотел, если вы позволите, поговорить с вами о России. Мне интересно, как вы относитесь к тому, что происходит. Ваш друг Владимир Иванович сказал мне, когда я посетил Комитет спасения несколько времени назад, что большевистское правительство развалится в недельный срок. Сегодня мы шли с ним по городу, и он предложил мне познакомиться с представителями некоторых интеллектуальных, как он сказал, кругов и ввел меня к вам. Мне, как иностранцу, очень интересны ваши сегодняшние мысли…
— Россия… — сказала хозяйка, садясь и наливая себе холодного кофе, — мы не знали нашей страны, вернее, мы знали, что есть рабочие и крестьяне, мы знали, что им плохо живется, мы знали также, что у народа большая душа, но эта душа напоминает индийскую пассивную, страдальческую душу. Наша страна мне казалась большой белой Индией. И то, что сейчас с ней происходит, — это наваждение, чары злого духа, болезнь, которая охватила миллионы, потому что война и лишения разбудили зверя.
Человек, сидевший в кресле и куривший сигару, воскликнул зло и несдержанно:
— Дорогая Елена Константиновна, вы сами не знаете, как попали в точку. Белая Индия, да, так и есть — это белая Индия, это Россия, разорванная на куски, рабская страна, нищая, страшная. Все ваши теософии и эзотеризмы — это красивые мечты, это дым. Страна населена дикарями, каторжниками, и они будут обузданы. У нас не хватит силы, придут немцы — немцы, которые все сделали, чтобы развалить государство русское. А теперь они уже шагают на этот развал, несут порядок. И они будут здесь, в Петербурге, наведут порядок и в Москве, и в Сибири, и всюду. И такой порядок, как в Индии навели англичане… Я приветствую… Конечно, им придется поделиться. У французов и англичан здесь есть концессии, от которых они не откажутся. Да и американцы тоже имеют свой интерес. Духовный мир — это оставим, как вы изволили выразиться, аристократам духа, а тут нужно физическое воздействие. Другого способа нет. — Он встал с кресла и оказался небольшого роста человеком с пышными короткими усами и маленькой пушистой бородкой. — Поймите, — сказал он, обращаясь к гостю, — развал полный, большевики захватили власть. Это авантюра, у них нет никакой возможности удержаться: у них нет армии, они ее сами кончили, у них нет денег — вы знаете, что их комиссар приходил в банк требовать миллионы, и служащие банка ему отказали и не дали и не дадут ни ему и никому, у них нет интеллигенции, она сама кричала, кричала, а теперь испугалась и попряталась. Вот, — закричал он вдруг свирепо, указывая на окно, потом подбежал к окну, откинул портьеру, — вот смотрите, здесь вчера из пулеметов стегали сами себя. Склады бьют, пьяные бегают по улицам, тонут в вине в подвалах, поджигают, грабят. А интеллигенция сидит, дрожит в темных домах. Сама дождалась, а кричала: ах, народ, ах, народ-богоносец, — вот он, этот богоносец, ей и показал. Ну, все равно, все министерства пусты, скоро остановятся дороги, холод и голод уже на дворе. Россия кончилась. Большевиков хватит на две недели, потом крах и белая Индия. А там, в этой Индии, дорогая Елена Константиновна, можете собирать своих, как вы говорите, эзотеритов и ждать Спасителя к своему удовольствию…
Гость позволил себе улыбнуться и сесть.
— Значит, вы не представляете себе возможности воскрешения России, — сказал он, — без помощи интервенции. Мне это очень интересно слышать из уст такого авторитетного человека, как вы, господин статский советник.
— Мне один дипломат недавно сказал следующее, — продолжал господин статский советник, — он сказал: Россия нас бросила. Ее народ упал в тьму, возвратился к первобытным, к варварским временам. Но мы, ее друзья, обиженные и разочарованные тем, что происходит в России, не будем винить в этом всех русских. Вы сбились с пути, и мы вам поможем найти настоящий путь. Это мы сделаем для вашего и нашего спасения. Скажите мне, ведь и в Америке держатся такого же мнения?