Олег Верстовский — охотник за призраками
Шрифт:
— Вот оно!
— Что? — заинтересовался Толик. — Ну, это неудачный снимок, — протянул он разочарованно. — Почему ты его-то выбрал?
— Ты здесь случайно заснял содержимое багажника машины участкового. Когда снимал место убийства Рындина. Здесь хорошо видны клещи, которые упали мне на ногу. Лесной имитировал ими раны, которые якобы наносил люпан. И мохнатые тапочки, которыми он воспроизводил следы волка-оборотня. Эх, если бы это был негатив, — сказал я, устало откидываясь на спинку дивана.
— А зачем тебе именно негатив? — удивился Толик.
— Цифровое фото суд не примет, как доказательство.
— Почему? У цифровика тоже есть аналог негатива, — сказал Толик спокойно. — Называется RAW — слепок с матрицы.
— С чего слепок? — не понял я.
— Ну, так называется.
— Ладно, я тебе поверю.
Когда Толик ушел, мне в голову пришла гениальная идея. Дарси уехала на этюды, ее дядя с женой ушел в гости. Я решил проникнуть в дом участкового и обыскать его! Я был стопроцентно уверен, именно он надевает шкуру волка-оборотня и пугает горожан. Я незаметно выскользнул из особняка и прокрался к дому участкового. Открыв окно, я влез внутрь. Где он может хранить эту шкуру? Наверняка на чердаке. Где же еще? Я быстро сориентировался и осторожно по лестнице пробрался наверх. На чердаке пахло сыростью, заплесневелым деревом. Увидев в углу сундук, я кинулся к нему и начал рыться. Ничего! Оглядевшись, я увидел еще один сундук, только закрытый. Сидя в тюрьме, я познакомился с несколькими способами вскрытия несложных замков с помощью пары зубочисток или шпилек. Я аккуратно открыл замок, обыскал сундук. И здесь пусто. Кажется, моя идея провалилась. Я решил проверить весь дом. Ступая на цыпочках, спустился на второй этаж, открыл дверь и увидел небольшую комнату с застеленной кроватью, тумбочку рядом с ней. Открыв ящик под кроватью, увидел аккуратно сложенное белье, полотенца, салфетки, пижаму. Выскользнув из спальни, я прошелся по всем комнатам. Меня постигло полное разочарование. Я спустился на первый этаж, в большую гостиную с камином, декорированным резным природным камнем, с живописными полотнами на стенах. Один из пейзажей показался мне странно знакомым, но я не смог вспомнить, что мне это напоминает. В гостиной стоял большой, овальный стол на ковре с блеклым рисунком, несколько мягких кресел, кожаный, низкий диван с металлическими подлокотниками, гардероб, сервант. Я ринулся к гардеробу, открыл створку и с ужасом услышал, как в замке поворачивается ключ. Я быстро оглянулся, добежать до двери я уже не успевал. Я юркнул внутрь и осторожно закрыл дверцу. В дом вошло несколько человек, среди них я узнал участкового. Он бросил на стол ключи и упал в кресло. За ним прошли мужчина и женщина. Это были Гришаев и Дарси. Что они здесь делают?
— Ну что ты решила? — спросил майор. — Ты уговоришь репортера уехать или нет?
— Уговорю, — еле слышно сказала Дарси. — Лесной, какого черта, ты его подставил? — с раздражением бросила она.
— Ой-ой-ой, как жалко. Ничего не случилось с твоим Олежеком, — кривляясь, возразил майор. — Ну, посидел в камере. Пожрал баланду. Ничего страшного. Этим мерзопакостным репортеришкам полезно иногда попариться в тюряге. Чтобы не совали свой нос, куда не следует. Зато, детка. Он понял, как сильно ты его любишь. Вот, пригласила лучшего адвоката, который тут же вытащил из сырой камеры твоего любимого репортера, — добавил он, кивнув на Гришаева, и расхохотался.
— Верстовский не догадывался ни о чем, пока тебе не взбрело в голову убрать Николая, — воскликнула зло Дарси.
— Детка, я старался для тебя, — произнес Лесной снисходительно. — Когда ты влюбилась в этого репортеришку, Рындин стал мешать тебе.
— Он мешал не мне. А тебе, — буркнула Дарси.
— Нет, дорогая, он мешал всем нам. По твоей вине, — возразил Гришаев, вальяжно развалившись в кресле. — Когда Рындин понял, что ты втюрилась в репортера, испугался, что не получит денежек твоего папаши и стал нас шантажировать. Поэтому мы его убрали. Кстати, больше пугать никого не нужно, — коротко рассмеялся он. — Мы сворачиваем лавочку. Ты должна уговорить журналиста уехать. Потом мы уберем все следы. Мне не нравится выражение твоего лица, Дарси, — добавил он настороженно. — Не вздумала ли ты идти в милицию на почве страсти к твоему репортеру? Имей в виду. Я говорю тебе это как адвокат с тридцатилетним стажем, хоть и лишенный лицензии. Мошенничество,
— Это точно! — воскликнул злорадно Лесной. — Через двадцать лет ты никому не будешь нужна, — загоготал он.
— Конечно, не будет, — сказала Дарси. — Он меня и года ждать не будет. Когда узнает, — тихо добавила она.
— А узнать он не должен, — сурово отчеканил майор, отсмеявшись.
— Зачем я с вами связалась только! — хмуро бросила Дарси.
— Ты хотела славы! Ты же у нас гениальная художница, — проговорил издевательски Гришаев. — Какую великолепную шкуру оборотня ты придумала! Класс. Я бы вручил тебе приз в миллион баксов за лучший маскарадный костюм! А роскошные рисунки люпанов, которых никогда не существовало в природе?! Я в полном восторге! Вот эта фантазия! — воскликнул он и расхохотался.
— Я хотела писать книжки для детей, — с горечью сказала Дарси, подойдя к окну.
— Ну вот, женишь Верстовского на себе, родишь ему деток и будешь рисовать для них комиксы, — ехидно предложил участковый.
Мне безумно захотелось вылезти из шкафа и набить ублюдкам морды. Как ловко они водили меня за нос! Дарси строила из себя невинную овечку. Когда Гришаев и Дарси ушли, Лесной подошел к гардеробу, открыл створку, повесил галстук, пиджак. Я забился в самый угол, ни жив, не мертв, хорошо представляя, что он сделает со мной, когда поймет, что я подслушал их гнусный разговор. Удобно расположившись у камина с бутылкой пива, майор собирался просидеть так до вечера. Меня это совсем не устраивало. Когда он задремал, мне удалось незаметно выскользнуть из шкафа и сбежать. Я вернулся в особняк с полной уверенностью написать заявление в милицию, где рассказать обо всей шайке. Когда Дарси вошла в гостиную, я сидел за ноутбуком и лениво нажимал на клавиши, сочиняя ничего не значащие предложения. Описать в подробностях то, что услышал, я собирался без свидетелей.
Она небрежно бросила этюдник, подошла ко мне, и, положив руки мне на плечи, поцеловала в щеку.
— Что делаешь? — спросила она мягко.
— Заметку для журнала, — как ни в чем, ни бывало, ответил я.
— Новые сведения появились?
— Да нет. Подвожу итоги. Знаешь, крошка, я решил уехать, — сказал я. — Давай прямо завтра улетим в Москву, — добавил я, бросая на нее изучающие взгляды.
— Почему так срочно? — удивилась она. — Ты же хотел добиться оправдания.
— В Москве это будет сделать проще. Я найду хорошего адвоката.
Я считал, она обрадуется, прыгнет мне на шею, начнет целовать. Ей так легко удалось меня обмануть. Но она устало присела на диванчик рядом и сказала:
— Знаешь, я кое-что вспомнила. Я не придавала этому значения. А теперь, после всех этих событий. Я видела, как участковый подкладывал тебе клещи. Он возился около твоей машины, я решила, что так и нужно. Он ведь служитель закона. Но теперь я понимаю, что он делал на самом деле.
— Вот как? И когда ты это видела? — поинтересовался я.
— Два дня назад. Тебе поможет это, дорогой?
— Думаю да. Кстати, у меня есть фотография, где заснят багажник машины Лесного, там лежат клещи и мохнатые тапочки, из шерсти яка, — сообщил я деловито. — Думаю, участковый воспроизводил ими следы люпана. Чего я пока не могу понять, кто мог бегать в этой шкуре и пугать жителей. Лесной не годится для этого. Слишком грузный. Этот тип должен резво бегать, прыгать. Видимо, молодой парень, — добавил я, бросая незаметные взгляды на Дарси, но она почему-то совершенно не среагировала на мои слова. Будто ушла в себя. — Дарси, ты меня слышишь? — попытался я привлечь к себе внимание.
Дарси вздрогнула и, бросив на меня странный взгляд, проговорила быстро:
— Да-да, дорогой, я с тобой согласна. Извини, у меня болит голова, пойду приму лекарство и полежу. Ты не возражаешь?
— Нет.
— Олежек, может быть тебе съездить за билетами прямо сейчас? — вдруг предложила она.
— Я могу по интернету заказать, — возразил я.
— Я думаю, будет лучше, если ты съездишь, — настойчиво повторила она.
Улики хочет спрятать. Ничего не получится, дорогая моя.