Шрифт:
Сломанная спинка кровати скалилась зигзагообразной трещиной. Письменный стол зиял дырой давно пропавшего ящика. На блеклой стене с узором из выцветших виньеток висела доска с чучелом оленьей головы. Под ней стоял комод.
Это все, что Игорек видел через замочную скважину, но ему и так хватало. Оленья голова таращилась на него день и ночь. Ну или он на нее, с какой стороны посмотреть. Комод пугал и притягивал одновременно. Заходить в комнату Игорек больше не решался, оставалось только наблюдать.
Сюда им с матерью пришлось перебраться недавно. Возникли какие-то проблемы с их большой и светлой квартирой неподалеку от центра города, которых Игорек не понимал, и они перебрались на окраину, в побитый жизнью дом с двумя комнатами. Точнее, сначала показалось, что комнат две. Уже к вечеру Игорек обнаружил третью. Невзрачная дверь, которая почти сливалась со стеной, затаилась в самом конце коридора.
– Не ходи туда, – сказала мама. – Мы этот дом снимаем. Это хозяйская комната. Там сейчас никого нет, но заходить туда все равно нельзя.
Игорек принял ее слова к сведению и заходить не собирался, однако в скважину из любопытства заглянул и сразу увидел оленью голову на стене. Их взгляды пересеклись, и если у Игорька было какое-то желание сунуть нос в хозяйскую комнату, то в тот момент оно начисто испарилось.
В первую ночь он спал как убитый, и во вторую тоже. На третью его разбудили странные звуки. Кто-то скребся.
Игорек подумал, что, наверное, забежала кошка – днем он видел одну у соседского двора. Или мама не спит. Он ложился рано, может, и полуночи еще нет?
Дом был погружен во тьму. На столике в прихожей светились электронные часы, привезенные из их старой квартиры. Два часа ночи.
Игорек подошел к маминой спальне. Тишина. Но тут поскребывание раздалось снова. Оно доносилось из оленьей комнаты.
Смотреть в скважину Игорек почему-то побоялся, да и это было бы бессмысленно, ведь в доме темно. Он приник ухом к двери.
Послышался скрип – будто кто-то выдвинул ящик. Затем – тяжелый шаг. Еще один.
Игорьку стало по-настоящему жутко, он бросился к себе в комнату, закрыл дверь и забрался под одеяло. С полчаса он тревожно вслушивался в тишину, но никаких странных звуков больше не слышал. Только уже засыпая, услышал отголосок протяжного воя.
Ничего необычного. Неподалеку находился лес.
*
Наутро за завтраком Игорек спросил у мамы:
– А как олени ходят?
– В смысле – как?
– Громко?
– Думаю, почти неслышно. Если бы они ходили громко, им бы спасения не было от хищников и охотников.
Игорек призадумался и сказал:
– Но ведь в лесу земля и мох. А если бы олень ходил дома, по полу?
– Олени не ходят по домам, – усмехнулась мама. – Ешь быстрее, опоздаешь в школу.
«Все равно, – подумал Игорек, спешно доедая овсянку, – этот олень ходить бы не мог. У него же одна голова».
За время уроков Игорек почти забыл об оленьей комнате. Он совсем недавно перешел в шестой класс, учиться стало заметно сложнее. Но вечером он взялся делать задание для школы – нужно было собрать модель для урока истории – и ему понадобился клей. Выяснилось, что при переезде он потерялся, а бежать в магазин уже поздно.
Мама обшарила кухонные ящики, ничего не нашла и сказала:
– Возьми в хозяйской комнате, там на столе лежит клей. Без спроса, конечно, нехорошо брать… Я потом объясню и извинюсь.
Игорек подошел к двери. Оказалось, что на замок она не заперта. Значит, мама заходила сюда – не в скважину же подглядывала.
Запах в комнате стоял затхлый. Окно было закрыто потертой рулонной шторой. Игорек боязливо огляделся. Обои на стене рядом с дверью свисали кусками, словно кто-то задумал их содрать, но, уже начав, передумал. На полу валялся потрет с треснувшим стеклом – видно, сорвался с гвоздика, но неизвестно, почему.
Игорек нервно покосился на оленью голову. Казалось бы стеклянные глаза задвигались, огромные темные зрачки сместились в сторону, наблюдая за мальчиком и обнажая белок глаза. Отлив у него был воспаленный, с красноватым отливом.
Игорек старался не обращать внимания. На столе валялось несколько мелочей: поломанные карандаши, пара старых фломастеров, скрепки, и, действительно, клей-карандаш. Игорек взял его и хотел выйти из комнаты, но тут услышал поскребывание.
Оно раздавалось из комода.
– Игорек, ты куда пропал? – позвала мама.
Игорек хотел ответить, но не смог. Глаза не отрывались от комода. Он слегка подрагивал.
«Мышь, надо выпустить», – сказал себе Игорек, шагнул к комоду и с некоторой опаской потянул ручку верхнего ящика.
Тот слегка выдвинулся и застрял. Из открывшейся щели вдруг высунулись две длинные черные конечности. Игорек даже не понял, руки это или ноги. Они заковыляли по полу, подбираясь к нему, вытягивая за собой бесформенное пока тело, которое скрывали внутренности комода.
Игорек вскрикнул и бросился прочь из комнаты.
Как только он захлопнул дверь, раздался еще один стук – это задвинулся ящик.
– Ты что кричишь? – выглянула в коридор мама.
– Там… В комоде… Что-то, – пробормотал Игорек.
– Мышь?
– Нет, руки. Или ноги.
– Ну ты скажешь. Клей нашел?
Они сели за работу. Когда закончили, Игорек попросил маму отнести клей вместе с ним.
Комод стоял, как ни в чем не бывало, и не издавал ни единого звука. Глаза оленя смотрели строго и скорбно.
Игорек положил клей на стол. Комод зашебуршал.
– Слышишь? – прошептал Игорек.
– Что слышу?
– Скребется. Шуршит.
– Ничего не скребется. Ложись спать.
После этого Игорек еще не раз слышал ночами поскребывание и чьи-то тяжелые шаги. Днем он часто наблюдал за комнатой через замочную скважину. Олень смотрел на него, комод иногда дрожал, но больше ничего не происходило.