Олеся. Сожженные мечты
Шрифт:
Оказывается, их тренер по тайскому боксу занималась в Киеве совсем другими, более интересными и перспективными в карьерном плане делами. Но молодой человек, кандидат в спутники жизни, однажды повел себя как-то неправильно. Суть неправильного поведения жениха тренерши до сих пор оставалась для Олеси Воловик загадкой, однако результатом неспортивной, мягко скажем, ситуации стал громкий разрыв. Причем настолько громкий, что тренерша бросила Киев и вообще все, укатила с горя в первое же место, куда позвали, – в город Кировоград, и нашла себе практически бесплатное жилье
Во-первых, девочка была уверена: и без того может за себя постоять и не даст себя в обиду.
А во-вторых, она мечтала совсем не о спортивной карьере…
– Тайский бокс, – повторила она, чтобы просто не молчать.
– Ага, сильно он тебе поможет. Не дай Бог, конечно, – считая себя в меру суеверной, Ольга трижды сплюнула через левое плечо. – Короче, Леська, не верти. Просто так, без причины, ты бы сюда не пришла. Деньги нужны? У нас нету!
– Это папа мне скажет, – дерзко парировала Олеся. – Вы ж знаете: захочет – даст, не захочет – не даст. Только у вас по-любому не спросит.
– Что-то ты ранняя слишком.
– Какая есть! И вообще, деньги мне не нужны. Мне жить негде.
Ну вот, сказала. Все равно пришлось бы.
– Ага! – протянула Ольга, при этом расправив плечи и став еще выше своей падчерицы. – Думаешь, у нас много места?
– Мне некуда больше идти, – проговорила девочка и тут же, поняв, что выглядит со стороны слишком уж жалко, быстро поправилась: – Пока негде.
Олеся Воловик уже злилась на себя. И за то, что ноги принесли ее сюда, в дом, где жил родной отец – но такой чужой, негостеприимный дом. И за то, что, как вот давеча на остановке, выглядит просительницей, чуть ли не побирушкой и бродяжкой. Еще – за то, что ей и в самом деле пока некуда идти, она не смогла придумать других вариантов.
– Что значит – пока? И вообще, Леська, чего стряслось-то?
На самом деле Ольга не была злой женщиной. С Виктором Воловиком у нее был второй брак, если утряску формальностей в ЗАГСе и проживание под одной крышей можно назвать полноценным браком.
Ей всего-то тридцать один, а жизни уже никакой – после выкидыша, которым окончилась беременность в предыдущем браке, врачи поставили Ольгу перед фактом: детей иметь она не сможет. Новость прежнему супругу не понравилась, он запил, как-то избил жену с криком: «Все равно тебе ничего не будет!», а потом валялся в ногах, умоляя забрать заявление. В качестве компенсации за всплеск мужской жестокости Ольге достался поистине царский подарок – прежний муж отписал ей этот дом, не ахти, без удобств, сортир во дворе, но все ж таки две комнаты. Сам же, потомственный колхозник, вернулся в свое село под Новомиргородом, где, говорят, женился снова, теперь у него трое детей, много соток огорода и кролики.
Со вторым мужем, как догадывалась рано понявшая кое-что в жизни Олеся, ничего особенного тоже не светит. Виктор познакомился с ней сразу после освобождения, на одном из городских базаров, где Ольга продавала в киоске всякую съедобную ерунду. Несколько
Потому не могли полноценно воспринимать друг друга. Каждая видела в другой саму себя. Только Олеся – повзрослевшую, утратившую надежды, а Ольга – подростка, чьим мечтам не суждено осуществиться.
Не сдержалась Олеся – мотнула головой. Нет, она так не хочет. Она добьется своего, она пробьет лбом крепкие стены судьбы, она…
– Чего башкой трясешь? – нарочито грубо спросила Ольга.
– Ничего. В смысле, ничего особенного не стряслось. Я маме с Юриком там мешаю.
– Чем, интересно?
– Подросла. Как Юрик ляпнул, «девочка созрела».
– Для чего созрела?
– А у него спросите, ладно?
Ольга вздохнула. Пора менять гнев на милость.
– Скажи хоть, надолго или как. Планы есть на жизнь? Десятый класс, к примеру?
– Меня в девятом-то еле дотерпели.
– Папка твой говорил, ты училась вроде хорошо.
– То когда было? И что такое по его – хорошо? Не, теть Оль, даже если б и брали меня дальше в школу, скучно там.
– А школа – не парк развлечений, не кино, не танцы. Там весело и не должно быть. Там учатся.
– Вы хоть сами верите-то в то, что говорите? – Девочка хохотнула. – Долго рассказывать, если честно.
– Ты покороче.
– Если короче – там ни перед кем целей не ставят. И задач.
– О как! У тебя, выходит, эти самые цели есть?
– Обязательно. Я парикмахером буду.
– Хочешь быть?
– Буду. Я уже вон подружек укладываю, стрижу…
– «Стригу» надо говорить.
– Да хоть как скажи – все равно же стрижу. Стрижка, укладка. Девки говорят – круто.
– Так иди вон в училище.
– Не решила еще.
– То есть?
– Ну, мне нравится это дело. Только танцевать мне тоже нравится. Вообще, артисткой бы стать, все бы решилось.
– Что для тебя «все»?
– Все для меня «все»! – Беспредметная перепалка с мачехой стала утомлять Олесю. – Говорю же – я не насовсем, на «пока». Я вас тут сильно не объем.
– Ой, только этих бы проблем… – Ольгу уже совсем отпустило, она давно решила сменить гнев на милость. – Кстати, пошли, покормлю хоть. И… раз такое дело, – она прошлась пальцами по своим волосам. – Может, рискнуть? Укладка и стрижка, говоришь?
На свободу раньше срока Виктор Воловик вышел отнюдь не с чистой совестью. По складу своего характера Олесин отец был из тех, кто свято верит: именно с ними никогда и ничего плохого произойти не сможет. Просто потому, что такими вот фартовыми они родились. Правда, и особых удач до ареста у Виктора Воловика не было: его просто несло течение жизни, обходя пороги. Он даже представить себе не мог, что так будет не всегда. Потому, оказавшись в душной переполненной тюремной камере, тогда еще тридцатидвухлетний здоровый мужчина дал слабину.