Олеся. Сожженные мечты

Воронина Елизавета

Поздно: Греков уж колотил кулаком в толстое дверное стекло.

– Чего надо? – послышалось изнутри. – Закрыто!

– Вижу! Бутылку дай! – проорал в ответ Артур, не переставая барабанить.

Дверь открылась, заставив Грекова отступить. В проеме выросла фигура охранника в униформе частной фирмы. Фонарик в его руке ослепил дебошира.

– Я вот сейчас дам! Только не бутылку, а бутылкой, понял? По голове! И отвечу, веришь?

– Ответишь, козел! – гаркнул Артур. – Ты на меня работаешь, бутылку давай!

– Что-что? Ты что там сказал? Я на

тебя работаю?

– На меня! Моя фамилия Греков, не узнал? Так научись узнавать хозяина, придурок!

При других обстоятельствах, в другое время и в другом месте Артур вряд ли позволил бы себе такое поведение. Но именно сегодня его выворачивало наизнанку желание самоутвердиться любым, пусть даже самым экстремальным способом. Какая-то доля мозга подсказывала: так делать нельзя, нужно остановиться, развернуться и уйти. Однако как раз этот червячок сомнения сыграл роковую роль: решив, что в нем говорит трусость и он вновь рискует оказаться не мужчиной, Греков легко подавил слабый голос если не совести, то здравого смысла.

Ни он, ни Игорь не могли себе даже представить, что охраннику сейчас было проще. По магазинам, даже принадлежавшим его матери, Артур ходил достаточно редко. Но даже если бы наведывался часто, не заморачивался бы запоминанием лиц кассиров, продавцов и охранников. Вот только сегодня ночью как раз дежурил новенький, недавно принятый на работу парень Юра Марущак. Он не служил в армии, работа досталась чудом, Юрке очень хотелось проявить себя на новом месте с лучшей стороны, и главное: он знал фамилию своей работодательницы, но никогда в глаза ее не видел. Что уж говорить об очевидно пьяном идиоте, называющем себя хозяином…

– А ну, вали по-хорошему! – рявкнул Марущак во всю силу легких.

Переложив фонарик в левую руку, правой отцепил от пояса резиновую дубинку: единственное средство защиты, которое ему позволялось иметь на дежурстве. Юра знал, что у большинства коллег-охранников есть разрешение на пневматическое, газовое, а кое у кого – даже на огнестрельное оружие, которое они имели при себе на службе. Ему же, опять-таки по причине закоса от воинской службы, такое разрешение в ближайшее время даже за большие деньги никто не выдаст. К тому же нет их у Юрика пока, этих самых больших денег. И, наверное, не скоро предвидятся…

– Что ты мне сделаешь, убогий! – выкрикнул Артур.

А затем, набычив голову, кинулся на охранника, маша кулаками, даже пытаясь пнуть противника ногой, по примеру виденных в кино каратистов.

Марущак никогда не считал себя опытным уличным бойцом. Наоборот, когда Артур, не испугавшись формы и предупреждений, бросился на него, Юрий даже растерялся. Вот же незадача, чувак прет, как бык на ворота, надо как-то реагировать. Помогла естественная для любого реакция на агрессию: Марущак швырнул в атакующего фонариком, а когда тот уклонился и слегка потерял равновесие – резко поднял и опустил руку с дубинкой.

Греков взвыл от боли – попало по плечу. Но подстегивала не так боль, как досада: почему слуга,

которому его мать платит деньги, не слушается, ведет себя так нагло и вызывающе… Подталкиваемый желанием восстановить статус-кво, Артур сделал решительный бросок вперед – и наткнулся на двери. Марущак успел отпрыгнуть от порога, потянув дверную ручку и защелкнувшись изнутри. Потом он скажет: вызывать милицию именно в тот момент не было желания. Решил разобраться сам, посчитав, что ему бросили вызов.

Хотя милиция могла приехать всего лишь минут на десять раньше. И все равно ничего не смогла бы предотвратить.

Потому что Артур Греков, отступив на два шага, подхватил с земли какой-то камень, коротко замахнулся и швырнул им в дверное стекло. Оно не разбилось, однако треснуло – по поверхности в разные стороны разошлись кривые трещины-лучи.

А Игорь Крутецкий, увидев, как обращаются с его другом, сделал то, что при других обстоятельствах, вспомнив наставления отца, все-таки обдумал бы получше… Но не сейчас: вернувшись в машину, он завел мотор, резко стартанул и въехал передком в наполовину застекленную стену.

Грохот. Звон – передние фары разбились и погасли, сверху на капот посыпались дождем крупные осколки.

Марущак, поняв, что ситуация выходит из-под контроля, благоразумно сбежал в подсобку. Закрылся там. И наконец-то начал звонить с мобильного в милицию. Тем временем Артур Греков, легко вскочив на капот, забрался с него через разбитую витрину внутрь магазина, под рев сигнализации нашел-таки бутылку «Джонни Уокера». И, пока милиция была в пути, успел распить вместе с на удивление спокойным Крутецким большую часть содержимого.

Оба позволили надеть на себя наручники. Приключение нравилось им все больше, а за свое ближайшее будущее ни Артур, ни Игорь не беспокоились.

Фамильярный тон полуголого и пьяного задержанного вывел из себя сержанта Плахотнюка сразу же, с первых минут. И несдобровать бы наглецу, если бы тот не назвал свою фамилию, как только увидел патруль. Второй представился как Греков, сын владелицы поврежденного магазина. А тот, кто именовал себя Крутецким, со словоохотливостью, которая бывает присуща пьяным, попытался доказать милиционерам: нельзя считать правонарушением то, что человек повредил свою собственность, позволив постороннему, в данном случае – ему, Игорю, своему другу, разбить стекло в витрине.

– Вот подумайте, – разглагольствовал Крутецкий, демонстрируя свое красноречие, – я взял для дела машину у мамы. Я ее разбил. Дури хватает, согласен. Но я разбил фары автомобиля, владельцем которого является моя мать. Кто меня должен за это наказать? Милиция? Я не уверен. Меня лишат карманных денег, сладкого, поставят в угол на гречку и горох – только дома, понимаешь, сержант?

– Понимаете, – напомнил Плахотнюк. – На «вы» со мной надо.

– Не имеет значения. Смотри, сержант…