Ольга-чаровница и змиев сын
Шрифт:
— Зря ты, воевода, учил ее грамоте, — буркнул Иван. — И к кому же направилась?! По какой дороге?
И вот наверняка же после ответа помчался бы Иван в конюшню, велел коней седлать и приказал нагонять беглянку. Стоило бы, конечно, заставить его скакать по полям-долам. Проветрился — охолонул бы, да не хотела Ольга, чтобы Иван, воротившись не солона хлебавши, начал кричать на всех углах, будто обманул его воевода.
А потому сказал тятя таковы слова:
— К Кощею Бессмертному.
Вот теперь Иван щеками белее снега стал.
— Ты… — проговорил
— Молчи! — прикрикнул князь. — Жизнь одну загубить лишь бы народ от беды спасти — дело почетное. К тому же, вижу я, не твой то замысел, воевода. Ольга решила-надоумила?
— Так и есть, — ответил тот.
— Отчаянная девица.
— Не стану молчать! — воскликнул Иван. — По мне пусть бы хоть всех девок в полон свели, а Ольгу мне вернули.
И говорил он в тот момент искренне настолько, что холодок по спине у всех присутствующих пробежал. Поняли они: ждут княжество времена темные с правителем, какой только и печется о своем благополучии, а на прочий люд плевать хотел.
— Вы ж с детства малого знали друг друга, — не вытерпела Ольга.
— Вот именно! — ответил Иван, ловушки не увидев. — С той поры я и решил: Оленька моей будет.
— Хоть за курицу да на соседней улице? — усмехнулась Ольга.
Иван вздрогнул. Вероятно, в ее нынешнем обличие лукавая ухмылка, пренебрежением выглядела, но отступать показалось поздно.
— Не дело брату к названной сестре свататься, — сказала Ольга твердо.
— К… сестре? — удивился воевода. — Ты ж говорил, она слово тебе дала!
— Дала, — согласилась Ольга. — Сестрою быть. То и отрицать не взялась бы, да ты, воевода, договорить не дал.
Князь хмурый сидел, губу нижнюю кусая.
— Мы детьми были, мало ли какие слова кому давали, — проговорил Иван уже без прежнего напора. — К тому ж короли заморские и на племянницах женятся, и на сестрах двоюродных, а в стране пирамид…
— Хватит! — поднялся со своего места князь. — Ты сейчас же от девицы откажешься, иначе не править тебе опосля меня, уж кого, хоть первого встречного найду в следующие правители.
— Отпусти невесту свою, — нараспев, словно заговор, произнесла Ольга.
— Отпускаю, — через силу проговорил Иван.
Ольга с облегчением выдохнула; чувствовала, что без этого разрыва не сумеет дойти туда, куда вознамерилась.
— Теперь, когда устранены все препоны, слушай, князь, меня внимательно, — сказала она. — Покину я град на рассвете. А вместе со мной пойдут Горн-кузнец, Марфа-красавица, сказитель Свальд и богатырь Быстр. Не тревожься, все, как один, они к тебе вернутся. Запомни главное: никто за нами следить не должен. Жди до трех седмиц, никого более во вражий стан не отправляй.
— А коли не вернутся? — спросил князь.
Ольга прямо глянула ему в глаза и произнесла уверенно и твердо:
— Тогда знай, что ничего у нас не сладилось, а раз так, то приказывай всем собираться, уводи людей из здешних мест, град с четырех сторон подожги. Навь преследовать не станет. Тебе же главное народ сберечь. Будет народ, отстроится и новый город. А вокруг него и княжество возникнет сызнова.
Князь кивнул.
— Не отворачивайся более от богов своих да заветов предков, — продолжала Ольга. — Мало ли, где еще грань порвется. Не только по Калинову мосту Навь в Явь ходить может. Это у ворогов восточных да западных, вход в нее под землей схоронен, а у нас за горизонтом спрятался, а у кого — за лесом, рекой, полем. Случается, и сразу за порогом поджидает Подсолнечное царство Кощеево.
Поднял князь чару свою, воевода и Ольга за ним повторили; ударили боками так, что вино выплеснулось и смешалось; выпили. Ольга, правда, лишь пригубила, все равно никто того не заметил. Пожелал князь удачи ей, повелел пир прощальный готовить, трех бычков зарезать во славу богов старых, а черных людей гнать восвояси из княжества.
Первые звезды засияли, когда Ольга и воевода на крыльцо вышли. Воевода печалился, однако бросал взгляд на улыбку, нет-нет, а растягивающие губы дочери (пусть и под личиной, а свою Ольгу уж узнавать начал), и становилось ему легче.
— Ты прости уж меня, дурака старого, — сказал он.
— Не мне, а тебе прощать следует, — ответила Ольга. — Благодарю, что вырастил, только теперь дорожки наши в разные стороны смотрят. Но я помнить буду, коли беда случится, приду на помощь или пошлю помощника.
На том и расстались.
Лежал путь Ольги за стену града: к черной лесной полосе, скрывавшей виднокрай. Взяла она с собой крынку молока да каравай. Только прежде чуть не угодила в ловушку. Подстерег ее Иван, спасло лишь то, что под личиной, Ольга выглядела намного выше и казалась шире в плечах. Кулак княжича в скулу чаровника метил, а ее даже не зацепил.
— Дурак! — не выдержав, выкрикнула Ольга.
Тотчас рухнула на Ивана сова из поднебесья, принялась рвать когтями и клевать. Княжич уж не знал, как отбиться, весь боевой пыл растерял, а как окончательно перестал сопротивляться, успокоилась и сова.
Ольга мысленно поблагодарила ее, на Ивана хмуро посмотрела.
— Смотрю, ты все никак не успокоишься? Из-за угла на людей бросаться начал. А дальше чего ждать от тебя? Ножа в спину?
— Для тебя, — прохрипел Иван, — самое оно будет. Думаешь, не догадался, кто Оленьку мою выкрал? Про Кощея — отговорки одни. Думали, поверю?
— На твое княжество Навь войной пошла, данью обложила. Не верить в Кощея при этом, даже не дурнем быть надобно, а… я уж не знаю кем. Одно скажу: все сотворилось по желанию Ольги, дочери воеводы, никогда она твоей не была и быть не хотела.
— Не верю! — вызверился Иван, вновь сжал кулаки, шагнул, да и застыл, когда донеслось из поднебесья совиное уханье. — И не поверю, пока она сама не скажет.
— Так говорила уж, — вздохнула Ольга. — И не раз.
— Неправда твоя! Оленька моя только о том и мечтала, чтобы жить со мной душа в душу.