Ольга, королева руссов
Шрифт:
– Потому что выбит из седла, – резко ответила Ольга и велела готовиться к поездке с малой охраной.
– Ты… – Асмус запнулся. – Ты жалеешь его, моя повелительница?
– Он – несчастный, – Ольга помолчала. – Не знаю, как объяснить тебе свое чувство, я и сама-то его не понимаю. Может быть, мне просто жалко его, как всякой женщине жалко несчастного, глубоко страдающего человека.
– Тебя заточат в темницу, моя повелительница.
– Носилки! – крикнула великая княгиня, не обращая более внимания на уговоры очень взволнованного дворянина.
Он напрасно тратил свое красноречие. Ольга,
Однако при этом она, в отличие от большинства женщин, не теряла способности взвешивать возможные последствия своих внезапных решений. Почему и мелькнула вдруг мысль о носилках. Хотя княгиня не смогла бы внятно объяснить своего повеления, если бы кто-нибудь спросил, почему вдруг она распорядилась о носилках, когда превосходно управлялась с лошадью. Но никто не спросил, и великая княгиня уехала с почетной стражей в богато изукрашенном паланкине, когда-то подаренном Византией ее отцу.
Киевляне еще шумели на площади и внизу, на Подоле. Еще дрались стенка на стенку, но расступались с почтением перед ее паланкином.
Ворота дворца Великого Киевского князя тотчас же, как только трубач протрубил сигнал, распахнулись перед нею, стража, склонив головы, примкнула правые ладони к ножнам мечей. Паланкин остановился перед входом, и как только княгиня Ольга вышла из него, на парадном крыльце с низким поклоном ее встретил первый боярин Кисан.
– Да благословят боги твое благородное сердце, великая княгиня!
Ольга прошла мимо него молча. Кисан следовал за нею в шаге, держась за правым плечом, а когда шли по длинному переходу, ведущему в личные покои великого князя, шепнул:
– Но более всего преклоняюсь перед твоим умом…
Ольга и в этот раз промолчала, продолжая широко шагать по переходу. Стоявшие в нем воины безмолвно пропускали ее, но возле закрытых дверей покоев решительно скрестили копья. Великая княгиня остановилась, испытывая скорее гнев, нежели растерянность.
– Расступитесь, – тихо сказал Кисан.
– Великий князь повелел никого к нему не пускать, великий боярин, – твердо ответил старший.
– Расступитесь, – не повышая голоса, повторил Кисан.
Воины молча расступились, и старший распахнул двери.
Великий князь ничком лежал на ковре, спрятав лицо. Ольга подошла, опустилась на колени, бережно приподняла его голову.
– Я понимаю, сколь велика твоя утрата. Я понимаю твою скорбь.
Игорь глянул на нее мельком и без всякого выражения. Испятнанное засохшими слезами лицо его было искажено до неузнаваемости, подбородок странно выдвинулся вперед, оскаленные зубы застыли в страшной гримасе отвращения то ли к самому себе, то ли ко всему живому. Ольга помогла ему подняться, усадила на низкое ложе, села рядом.
– Ты сейчас успокоишь свое сердце, супруг мой. – Она говорила завораживающе мягко, как с маленьким. – Я принесла тебе новость, которая вдохнет в тебя новые силы и новые желания, мой великий супруг. Дай мне свою руку.
Взяв его вялую руку, великая княгиня бережно положила ладонь князя
– Слушай… – почти беззвучно, но с неким торжеством сказала она.
– Что?.. – хрипло спросил князь Игорь.
– Слушай, как бьется сердце нашего дитя…
Считаные мгновения казалось, что князь и впрямь пытается уловить, как бьется сердце младенца в утробе его матери. Но вдруг он вскочил, отбежал к маленькому оконцу, уставил дрожащий перст на княгиню и закричал:
– Хильберт?.. Хильберт?.. Хильберт?..
– Опомнись, великий князь, – не то тихо сказал, не то тихо вздохнул Кисан.
Игорь вмиг повернулся к нему:
– Ты… Ты… Ты же лучше всех знаешь, что я ненавижу женщин! И… И не могу. Не могу!..
– Ты сам рассказывал мне, государь, о счастливейшей ночи в твоей жизни, – продолжал первый боярин. – Вспомни. Вспомни о своем счастье.
Игорь помолчал, беспомощно глядя на Кисана. Потом всхлипнул, согнулся, закрыл лицо руками. Княгиня Ольга встала, подошла к нему, бережно подвела к ложу и осторожно усадила рядом с собой.
– Это – твое дитя, – тихо сказала она. – Твое, супруг мой. И я чувствую… Нет, я знаю, что это – мальчик. Твой наследник. И я сберегу его…
– Именно поэтому великая княгиня прибыла во дворец в паланкине, великий князь, – громче обычного сказал Кисан.
– В паланкине?.. – растерянно переспросил князь.
– Слушай же, как уютно бьется сердечко твоего наследника, супруг мой. – Ольга вновь нежно приложила ладонь Игоря к своему животу.
И на некоторое время все застыло. Застыли все трое, застыл затхлый воздух в личном покое великого князя, и казалось, что застыло само время. Остановилось. Пока великий князь Игорь не промолвил:
– Слышу. Слышу.
Ольга поцеловала его седой висок, и Игорь впервые неуверенно улыбнулся.
– Да, да. Я благодарю тебя, супруга моя. Ты даровала жизнь не только нашему наследнику, но и мне. Мы устроим великий пир и великий праздник. Только не сегодня. Сегодня мне… Мне трудно. Кисан приведет ко мне лекаря. Прости своего супруга, великая княгиня моя. Прости.
Княгиня Ольга в сопровождении Кисана возвращалась теми же темными переходами, и оба молчали. И стража точно так же молча отдавала им почести, склонив головы и прижимая ладони к ножнам мечей.
Так они и вышли из дворца. И только когда Кисан склонился в глубоком прощальном поклоне, великая княгиня сказала ему:
– Ты сегодня спас свою жизнь, Кисан. Свою и своего потомства.
Несмотря на недюжинную силу, упорство и боевое уменье, Ярыш тяжко пострадал в кулачном бою. Да, он прикрыл сердце от сокрушительных ударов бронзового истукана, но прикрыть кулаками всю грудь не мог, и легкие были отбиты. Ярыш с трудом дышал и кашлял кровью, от боли не мог скакать на коне, и братья-волки немало повозились, чтобы укрыть его от мести великого князя, злого взгляда и стрелы из-за куста. Предоставленные в возникшей сумятице и неразберихе сами себе, они с честью вышли из положения, сначала спрятав Ярыша у друзей в младшей дружине, а потом на пароконных носилках доставив его глухой ночью во дворец опальной княгини.