Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго
Шрифт:
Для того чтобы следить, как развертывается процесс, эта стоическая женщина отправилась в квартиру Фуше, все еще проживавшего на улице Шерш-Миди, в здании, занятом военным советом. Ту комнату, где ждала Софи Гюго, отделял от зала заседания военного совета только коридор. Все время офицеры приносили известия. На вопрос председателя суда, требовавшего, чтобы Мале сказал, кто его сообщники, тот будто бы ответил: "Вся Франция, сударь, и вы сами, если б я достиг успеха..." Когда Софи передали этот ответ, она повторила с жаром: "О да! Вся Франция!" В два часа ночи Пьер Фуше, "чистенький и боязливый, как мышка", сообщил, что вынесено двенадцать смертных приговоров. Софи спросила: "Сегодня приведут в исполнение?" - "Да, в четыре часа, в долине Гренель". Узнав от Фуше, какой дорогой проедут телеги с телами казненных, она дождалась их у заставы и проводила до общей могилы единственного человека, которого любила
В 1813 году генерал Гюго, после поражения Жозефа Бонапарта в Испании, возвратился во Францию. В сентябре он уже был в По вместе с сыном Абелем и той, которую госпожа Гюго называла то "девица Тома", то "мнимая графиня де Салькано".
Госпожа Гюго - своему сыну Абелю, 24 сентября 1813 года:
"Полагаю, что отцу не вздумается запретить тебе переписываться со мной, этому не было бы оправдания, как и многому другому в его поведении, и тогда твоим долгом было бы не подчиниться запрещению; так же как и твои братья должны были бы не подчиниться мне, если б я, позабыв священные права природы, запретила им переписываться с отцом. Если такое запрещение будет наложено, то, во избежание всяких неприятностей и споров, которые страсти, ослепляющие твоего отца, вызвали бы между вами, пиши мне без его ведома. Вижу, бедный друг мой, сколько тебе приходится страдать из-за этой женщины. Часто я плакала над твоей участью и даже над участью твоего несчастного отца - ведь если он причиняет нам много зла, то себе самому он причиняет его еще больше. Будем надеяться, Абель, что настанут лучшие времена и, главное, что наши общие с ним несчастья послужат тебе уроком. Смотри, до чего могут довести необузданные страсти и отсутствие принципов..."
Леопольд-Сигисбер Гюго в Испании - генерал, во Франции по-прежнему был лишь командиром батальона. Пенсия, обещанная его жене, не выплачивалась; Лагори не мог прийти на помощь своей подруге - его уже не было в живых. "Покончено было со всякими роскошествами". Парижский муниципалитет экспроприировал сад Фельянтинок для удлинения Ульмской улицы, и Софи Гюго переселилась в дом N_2 по улице Вьей-Тюильри [ныне улица Шерш-Миди (прим.авт.)] по соседству с семейством Фуше, чтобы можно было пользоваться садом, имевшимся при их особняке. Фуше остались верными ее друзьями. Еще живя на улице Фельянтинок, Виктор Гюго вновь встретился с Аделью Фуше; они уже не были детьми. Мечтательный и страстный мальчик, он, как ему казалось, увидел в Адели Пепиту из Мадрида - тот же облик инфанты, такие же большие темные глаза и золотистый загар. Им сказали, чтобы они побегали, поиграли; они же, беседуя, прогуливались по саду. Они шли медленно, говорили тихо, руки их вздрагивали, соприкасаясь. Девочка стала девушкой.
"Ребяческая фантазия пришла ей в голову. Пепа стала Пепитой. Она сказала мне: "Побежим наперегонки!" - и помчалась вперед; я видел ее тоненькую осиную талию, ее маленькие ножки, мелькавшие из-под платья. Я догонял ее, она убегала; от быстрого бега порою ветер вздувал ее черную пелеринку, обнажая ее смуглую юную спину.
Я себя Не помнил. Настигнув беглянку у старого развалившегося колодца, я, по праву победителя, обнял ее за талию и усадил на дерновую скамью; она не противилась. Она смеялась, едва переводя дух. Но мне было не до смеху, я смотрел в ее глаза; под длинными густыми ресницами зрачки их были такими большими, черными.
– Садитесь рядом, - сказала она.
– Еще совсем светло, давайте почитаем. У вас есть какая-нибудь книга?
У меня был при себе второй том "Путешествий" Спаланцани. Я раскрыл его наугад, придвинулся к вей, она оперлась плечом о мое плечо, и мы стали читать вместе, но каждый про себя. Прежде чем перевернуть страницу, ей приходилось подождать меня. Читала она проворнее моего. "Вы кончили?" спрашивала она, когда я только еще начинал.
Головы наши соприкасались, волосы смешивались, дыхание сблизилось, и вдруг сблизились губы... Когда мы решили продолжить чтение, на небе уже светили звезды.
– Ах, мамочка, мамочка, - сказала она, возвратившись, - если б ты знала, как мы бежали!
Я же ничего не сказал.
– Ты что молчишь?
– спросила мама.
– И ты какой-то печальный.
А у меня в сердце был рай. Этот вечер я буду помнить всю жизнь.
Всю жизнь..."
[Виктор Гюго, "Последний день приговоренного к смерти"]
Любовь их оставалась целомудренной, очень чистой. Адель Фуше была девушка набожная и добродетельная. Мать не отходила от нее. Всюду она появлялась со своим грудным младенцем (малышкой Полем) на руках, а рядом с ней шла Адель. Каждый вечер мать расчесывала прекрасные черные косы своей девочки и "осыпала их бесконечными поцелуями". Госпожа Фуше, превосходная хозяйка, старалась приучить Адель к домашним работам. В шесть лет девочка уже могла собрать
Генерала Гюго по его ходатайству вновь приняли во французскую армию. 9 января 1814 года он получил назначение на пост коменданта Тионвиля. Он храбро защищал крепость во время наступления войск коалиции и капитулировал лишь после того, как узнал об отречении Наполеона.
Абель переехал к матери, в Париж. Она гордилась сыном, красивым широкоплечим юношей и, при всем своем безденежье, все-таки заказала ему нарядный костюм - зеленый фрак лувьерского сукна, светло-серые казимировые панталоны и редингот из легкого драпа с искрой. Вскоре русские и пруссаки заняли столицу. Часть населения Франции считала их освободителями и называла "союзниками", а не "врагами". Госпожа Гюго выражала великую радость при реставрации Бурбонов. Ее роялизм носил перемежающийся характер. Пока ее муж нуждался в Бонапарте, она воздерживалась от проявления своих чувств. К тому же Лагори был скорее республиканцем, чем монархистом. Но после казни ее друга в ней разгорелась ненависть к узурпатору. Она не признавала за ним ни малейшей гениальности, вспомнила, что она дочь Вандеи, не пропускала ни одного публичного празднества в честь Бурбонов, появлялась там всегда одетая в белый перкаль, носила зеленые туфли, "чтобы на каждом шагу попирать цвета наполеоновской империи". Сыновья, глубоко почитавшие мать, разделяли ее взгляды. У Тацита они научились ненавидеть цезарей, и Виктор Гюго теперь называл Наполеона не иначе как Буонапарте - по примеру матери и ее друзей Фуше. Он с гордостью отправился в Собор Парижской Богоматери на благодарственную мессу, тем более что шел он туда под руку с Аделью.
Генерал Гюго оставался в Тионвиле до мая 1814 года. В письме к королю он заверил его в своей преданности, полагая, что "воин должен быть верен своей родине", каково бы ни было ее правительство (принцип благородный и вместе с тем удобный). Его жена совершила в сопровождении Абеля путешествие в Тионвиль, чтобы потребовать свою пенсию. В отсутствие матери Эжен и Виктор все свободные часы проводили в доме Фуше.
Графине Гюго, в Тионвиль, 23 мая 1814 года:
"Дорогая мама, без тебя всем скучно. Мы часто ходим к господину Фуше, как ты нам советовала. Он предложил нам, чтобы мы с его сыновьями брали уроки у их учителей; мы поблагодарили его. Каждое утро мы занимаемся латынью и математикой... Господин Фуше был так любезен, что водил нас в музей. Возвращайся поскорее. Без тебя мы не знаем, что говорить и что делать, совсем растерялись. Все время думаем о тебе. Мамочка! Мама!
Твой почтительный, сын Виктор".
В апартаментах генерала и коменданта крепости графиня Гюго столкнулась с девицей Тома, державшей себя там полновластной хозяйкой, теперь она выдавала себя за госпожу Анакле д'Альмет (или д'Альме), вдову полковника. Софи Гюго, которую муж называл уже не иначе как "мадам Требюше", стелили постель в передней, тогда как госпожа д'Альме и генерал запиралась на ключ в спальне. Законная жена подала прошение в суд, требуя восстановления ее в супружеских правах и постоянной пенсии. Генерал снял на имя своей любовницы замок Гюс под Тионвилем и ответил жене заявлением в суд о разводе. Кроткий и осторожный Пьер Фуше перепугался, что его друзьям повредит шумный процесс, в котором появится окровавленная тень Лагори. Он прислал генералу два письма, настойчиво уговаривал отца избежать скандала, который запятнает его детей.
Генерал Гюго - своей сестре, госпоже Мартен-Шопин, 14 июля 1814 года:
"Госпожа Требюше 4 июля подала на меня в суд, добиваясь аванса в три тысячи франков в счет пенсии, а я 11-го числа подал прошение о разводе с нею. Через день, 13 июля, она исчезла неизвестно куда. Требуя с меня три тысячи франков, она воображала, будто я не знаю, что она недавно взяла четыре тысячи у Господина Ансо. Эта женщина просто ненасытна, все подавай ей деньги. Ты говоришь об общности имущества, как будто с госпожой Требюше, вытворяющей все, что ей вздумается, устраивающей сцены, если ей противоречат, возможно вести себя, как с какой-нибудь другой женщиной. Фуше написал мне от имени этого демона, и я ответил, что соглашусь заменить прошение о разводе Прошением о раздельном жительстве и раздельном владении имуществом, но на тех условиях, какие я ей поставил. Что касается совета жить с нею совместно, ты хорошо знаешь, что это невозможно! Никогда еще она не была мне так противна..."