Оливия Кроу и Ледяной Принц

Сорокина Дарья

Если убрать пепельного, остальные не станут проблемой. С этой мыслью она прикрыла глаза и со скучающим видом сместилась в сторону, чтобы никто не заметил раньше времени. А потом вскинула руку, направляя поток магии в беззащитного Салазара.

Ленц следил за магическими потоками, колыхавшимися в комнате, готовясь в любовь момент, подхватить нити, тянущиеся от одной девушки к другой. Он доверял Салазару. Не мог не доверять, это единственная надежда, которая у него осталась. Но он не мог позволить ему ошибиться.

Швицеррец чувствовал душу Оливии.

Для этого ему не нужны были передатчики для чтения мыслей. Эфемерный искрящийся поток нёс в себя частицы, делавшие Лив, той кем она была, той, кого он полюбил. Воспоминания девушки, её привычки, жесты, чувства — всё это устремлялось в пустое тело, с готовностью принимавшее хозяйку.

Там некому было сопротивляться, некому было страдать из-за внезапного вторжения. Напротив, изголодавшееся по жизни сердце, сделало первый сбившийся удар.

Ленц слушал его, как самую лучшую в мире музыку, как работу искуснейшего из всех механизмов, которой никогда не повторить. Именно поэтому он сразу уловил мощное возмущение, нараставшее где-то в комнате, и мешавшее ему наслаждаться сердцебиением возлюбленной.

Обернулся, всё ещё держа под контролем колдовство Салазара, и единственное, что успел сделать до того, как магия маленькой предательницы обрушилась на пепельного, истошно крикнуть:

— Девчонка! Остановить!

Но ещё раньше, опережая его крик, Кеннет рванулся вперёд. Над правой рукой Ищейки загорелась ядовито-зелёная сфера, впитавшая в себя чужое заклинание. Огромный мужчина замер на мгновенье, и тут же осел на колени, бессильно опустив руки.

Заклинание, готовое убить даже пепельного, выжгло душу из Ширмхеер, оставив иссушенную оболочку.

Мощный удар, разорвавший связующую нить между Сильвией и Кеннетом, встряхнул девушку, сводя мышцы болезненной судорогой. Внезапно накатившее опустошение от потери О’Шейна, заставило чародейку рассвирепеть. Поддавшись безумной жажде мести, она оторвалась от возлюбленного, резко развернувшись к виновнице. Последнее, что увидела Химми, перед тем, как сотканные из воздуха смертоносные когти вспороли ей глотку, были чёрные глаза на посеревшем лице Сильвии. Голова предательницы со стуком покатилась по полу. Одновременно с ней рухнула, опустошив свой резерв, сама Дэн.

— Сильвия! — прошипел, не раскрывая глаз Кроу. — Кнехт! Не спи! Не могу держать двоих…

Ленц с готовностью вклинился в поток, отдавая всё, что у него было, ради спасения Оливии. Он ощущал, как душа возлюбленной сплетается с его собственной магией, проходит сквозь, ерошит волосы. Впервые за всё время он увидел её чувства: обнажённые, искрящие, словно повреждённые провода. Они ранили, щекотали, будоражили изобретателя. Ему больше не нужны были мудрёные передатчики, чтобы знать, как сильно она любит его. Он слился с этим чувством, отчаянно хотел помочь ей выплыть и выжить. Ленцу казалось, что он плывёт вместе с Лив сквозь толщи ледяной воды, и единственная искорка тепла в непроглядном мраке и холоде, тлеет у него в руках, начинает задыхаться и захлёбываться.

Он изо всех сил толкал её на поверхность, чтобы она смогла сделать глоток воздуха. Всего несколько гребков…

Последний рывок. Девушка стремительно остывала в его ладонях, как тогда после крушения Хелицераты, засыпанная колючим снегом.

— Нет! Не делай этого, — умоляла умирающая душа Оливии, прочитав мысли любимого.

— Ты сильнее, Лив. Ты справишься. Это я не смогу без тебя.

Руки расцепились.

Два оглушительных удара сердца. Один — в теле Элейн Руннаган, один — в теле изобретателя. Оливия Кроу открыла глаза, а Ленц Кнехт перестал дышать.

Салазар успел поймать заваливающегося изобретателя и, грубо ударив ладонью в грудь, послать остатки силы. Сам Кровавый Принц выдержит, не впервой. А они слабы… Слишком слабы…

Отпустив безвольное тело Кнехта, он, с трудом удерживаясь в сознании, дотянулся до своей возлюбленной. Всего лишь искра. Послать искру, выдернуть Сильвию из комы. Но, как ни старался, находил внутри себя лишь пустоту.

* * *

Тело, отвыкшее двигаться, не слушалось. Лив трясущимися руками сбрасывала провода, вырвала дыхательную трубку и перекатилась на пол. Онемевшие мышцы не чувствовали боли от падения с высоты. Лишь в груди саднило с неистовой силой. Девушка ползла к упрямцу, который опять пожертвовал ради неё всем. Мёртв? Спит? Слёзы душили и сотрясали новое тело мощными рыданиями, но она не плакала.

Запустила пальцы в мягкие, полностью поседевшие волосы, коснулась лица, от которого едва-едва исходило тепло.

— Тадэуш… Он не дышит… Тадэуш.

— Дышит, Оливия. Это кома, — врач осторожно убрал её руки. — Сейчас подключим его к аппарату. Всё будет хорошо.

Он врал.

Ленц Кнехт только что стал одним из тех, в ком поддерживали жизнь в его же больнице без малейшей надежды на выздоровление.

Девушка безвольно смотрела, как комната наполняется людьми. Алистер, Анне, бедная Анне Кнехт…

Кто-то оттащил Оливию обратно на койку, мерил пульс, задавал вопросы.

Но она лишь следила, как тело любимого спешно опутывают проводами. Заталкивают в глотку толстую дыхательную трубку, пропускают через небьющееся сердце электрические заряды.

Тяжёлая рука опустилась на плечо девушки. Она даже не вздрогнула, медленно подняла взгляд и увидела начальника службы безопасности Кнехтов. И что понадобилось Конраду в такой момент? Где он был, когда Ленц совершал очередной самоубийственный поступок?!

— С возвращением, госпожа Кнехт.

— Что?

— Господин Кнехт был женат на Элейн. По законам нашей страны супруга, дети, родители становятся наследниками первой очереди.

Оливия всё ещё не понимала, о чём втолковывает ей Конрад. И мужчина продолжал.

— У Ленца Кнехта не было детей или внуков. Отец погиб. С этого момента владельцами его компании, фабрик, больниц и патентов становитесь вы и Анне. С сегодняшнего дня я официально выполняю ваши приказы, как члена семьи Кнехт.