Олька
Шрифт:
Наконец, учительница помахала и её листочком. Улыбаясь, Елена Николаевна проговорила: «Больше всего меня удивила… и в каком-то смысле порадовала работа Нади Хмелининой, она не просто ответила на вопросы, Надя написала целое стихотворение на данную тему».
Елена Николаевна прочитала полностью стихотворение вслух.
В классе все притихли, внимательно вслушиваясь в то, что читала учительница. Две минуты ребята почти не шевелились. А потом, после прочтения раздался взрыв аплодисментов.
– Надька,
– Как классно!
– Какая ты молодец!
– Ты настоящая поэтесса!
Восторженные отзывы стали раздаваться с разных сторон. В основном хвалили Надю мальчишки, девчонки, в большей части, молчали.
Когда почти все, кто хотел, высказали своё мнение, Елена Николаевна, начала говорить…
– Наденька, стихи хорошие! – сказала она. – Тебе обязательно надо дальше развивать свой поэтический дар. Но… за знание содержание материала ставлю тебе «три». Ты очень мало осветила…
– Почему «три», Елена Николаевна!? Надо ставить «пять»! Надя же целый стих придумала!? – закричал возмущённым голосом Серёжа Колокольцев, а следом за ним начали высказывать своё мнение и другие мальчишки.
Все были на стороне Нади, все, кроме Лены Бурлаковой, сидящей сзади неё за второй партой.
– «Два» надо ставить, – тихо шептала Лена. – Ничего не знает по уроку, только рифмолёпством глупым занимается!
Надя услышала эти слова, но ничего не сказала однокласснице в ответ.
Вечером того же дня Мария Викторовна сидела за столом на кухне, проверяла тетради.
Надя в другой комнате учила уроки.
– Надюша, – произнесла мама ласковым голосом, обращаясь к дочери. – Подойди сюда, голубок!
Девочка отложила в сторону ручку и проговорила: «Сейчас, мам!»
Мария Викторовна улыбнулась дочери, когда та вошла на кухню.
– Солнышко моё, – сказала она. – Мне рассказала Елена Николаевна, что ты пишешь стихи!
Надя радостно кивнула в ответ.
– Писать стихи прекрасно, Надя… но только для души! Я думаю, ты сама всё понимаешь! Поэзия тебя никогда не прокормит, как следует. Надо иметь стабильную работу и стабильную зарплату! Как я, например! Надо уметь жить, а творчество – это так…для души! Ты можешь писать в свободное от работы время. А работать надо, надо…
При слове «работа» глаза Марии Викторовны загорались особым цветом. Казалось, что для неё не существует лучше и приятнее слова на свете.
Надя вздохнула и осторожно перебила маму.
– Мам, а как же Пушкин?! Нам вот Татьяна…
– Знаю Вашу Татьяну Андреевну!
Мама сделала своей рукой категоричный жест.
– Романтик на большой дороге! Вся потерянная в свои тридцать пять лет! А Пушкин твой… Ха! Ловелас, дуэлянт, великий бездельник…
– А Татьяна Андреевна…
– Что Татьяна Андреевна?! Чему хорошему она может научить вас?!
– Татьяна Андреевна говорила, что Пушкин работал, он служил…
– Ха-ха-ха, служил он! Не смеши меня, вино пил, шампанское и романы крутил! Не спорь с матерью! Мать старше тебя и лучше знает. Что смотришь!? Иди, русский дописывай! Я проверю!
– Ты помнишь, как пишутся гласные после Ц и шипящих!? – удивлённо воскликнула Надя.
– Конечно, помнить, что тут помнить! Твоих цыганят и цигарок! – сказала первое, что пришло ей в голову Мария Викторовна.
Надя вздохнула и вышла из кухни, поняв, что спорить с Марией Викторовной, когда она в чём-то уверена (даже, если неправа) бесполезно.
3 глава
Через несколько дней Мария Викторовна сказала дочери: «Надя, скоро к нам приедет Оля!»
Надя, сидящая в это время на кровати и внимательно читающая учебник по истории, удивлённо воскликнула: «Мама, а кто эта Оля?!»
Мария Викторовна, красящаяся около зеркала, ответила дочери: «Оля – дочь моего двоюродного брата Павла. Очень легкомысленная, совершенно безвольная девица. Неделю назад её отчислили из института, вот она и решила прокатиться в гости к родственникам!»
Наденьку нисколечко не удивили слова её драгоценной матушки: Мария Викторовна то и дело нелестно о ком-либо отзывалась.
«А сейчас будет меня учить…» – предположила Надя. И оказалась совершенно права!
– Не смей её слушать! Это ветреный, безответственный человек. Она даже представить себе не может, насколько сейчас важно получение высшего образования! Без диплома ты никто, так… в лучшем случае – будешь дворником, в худшем…
– Мама, а что быть дворником плохо?!
Надя проговорила фразу тихим голосом и уставилась на нарисованную в учебнике римскую колесницу.
– Это неплохо! Это просто ужасно! Надо заниматься делом серьёзным, а не прыгать в разные стороны, пытаясь отыскать своё счастье!
– Мама! Но ведь человек – не робот, он… он алмаз, он хочет лучшего, он мечтает…
– Ясное дело!
Мама села на кровать и раздражённым взглядом посмотрела на Надю.
– Ты такой же неисправимый романтик, как твой отец! Гены берут своё! Как же я этого опасалась! Наденька, милая!
Мария Викторовна обняла дочь.
– Не будь такой, как твой папа! Ради Бога не будь! Твой папа никто, он несостоявшийся, несчастный художник. Я его бросила, потому что он был неисправимым романтиком! Он ничего не умел, только целыми днями малевал свои картины! И всё! Мне приходилось пахать за двоих, поднимать тебя на ноги, работать в школе, вечерами заниматься репетиторством… Дело должно быть серьёзным! Понимаешь, Надюш!?
Девочка после слов мамы чуть не заплакала.