Омега
Шрифт:
Человек будет кружить в каменном хаосе и сутки и двое (туман держится иногда неделю и больше), рискуя упасть с одного из бесчисленных обрывов и даже (были такие случаи) замерзнуть в летнюю, очень прохладную карабийскую ночь. Многократно усугубляются все эти опасности в зимнее время. К ним прибавляются еще и трещины, занесенные снегом, скрывающие глубокие провалы.
АД. 19 августа 2004 г., город Харьков.
Эту улицу я узнал не сразу. Слева, вместо привычной глухой стены, светились огни рекламы, исчез чугунный забор, асфальт сменила серая скользкая плитка. Выходит, зря! Хотелось пройтись дорогой Прошлого, просто так, без всякой цели – вспомнить, попытаться вдохнуть забытый воздух давних лет. И – ничего! Не узнать, не достучаться.
Во дворе, где жила Хельги, выросло уродливое здание офиса, дверь в подъезде поменяли, исчезло кафе, куда мы забегали после лекций.
Она уехала после третьего курса. Уехала, я не смог уговорить… Или плохо пытался?
Интересно, когда Хельги смотрит новости в своем Гарварде, догадывается ли, кто такой страшный террорист Арлекин? Наверняка возмущается, они там в Штатах чувствительные, за убитую кошку десять лет дают.
Нет, не ничего узнать, ни улицы, ни города. Только сейчас я понял, что майору Арлекину некуда возвращаться. Прежнего Харькова давно нет, и прежнего университета нет, и всей прежней жизни. Летом 1993, когда я уезжал в Крым, она еще теплилась – голодная, почти безнадежная, но узнаваемая. Настоящими казались люди, понятными – разговоры. Мне было, что защищать – мое Прошлое, мою уходящую навек Атлантиду.
Уехал – и не заметил, как моя Атлантида сгинула навсегда. Дело не рекламе и не в нелепых «биг-мордах», пугалами торчащих на каждом углу, не в шабашах, транслируемых продажным ТВ. Такое я уже видел в Крыму, где UkrFOR вовсю насаждают «западную цивилизацию». Оккупация – не самое страшное, хуже, когда исчезают люди. Уходят навсегда – или меняются до полной неузнаваемости, что порой еще страшнее.
Город, мой город, куда я так надеялся вернуться, теперь мало отличается от забитого чужой солдатней Симферополя. Там выросло новое поколение – продажные души, коллаборационисты с пеленок. Здесь… В Харькове не встретишь чужих «джи-ай», но оттого еще неуютней. Свои ничем не лучше врагов.
Мы, бойцы Сопротивления, не рассчитывали на особую благодарность. Просто надеялись, что наша борьба защитит родные улицы, родные дома, родных людей. Пусть не узнают, не вспомнят, не так и не важно. «Не поставят мне памятник в сквере где-нибудь у Никитских ворот». Зачем? Знать, что не зря – лучший памятник.
Выходит, зря?
Прежней моей жизни уже нет, а в новой мы не нужны. У Одиссея была Итака, у меня – только Атлантида. Разве что попроситься в Прошлое? Полцарства за коня, прекращение боевых действий – за пробный образец Машины Времени?
Полковнику Аурелиано Буэндиа не вернуться в Макондо.
Этой ночью я впервые ходил по родному городу с оружием.
– Порядок, – я спрятал мобильник, откинулся на спинку кресла. – Он дома, к нему никто не приходил и не интересовался. Надеюсь, «они» еще не знают.
– Сволочи! – мотнул бритой головой капитан Суббота. – Это же какой облом – в двух шагах, и даже позвонить нельзя. Пидарасы! Повезло же ему!..
Казачок, не особо торопясь, разлил в стаканы водку, подумал, кивнул.
– Ему повезло.
«Ему» – старшему лейтенанту Аргонцу. Вначале я не собирался брать его в Харьков, как и Казачка. Оба пока не в розыске, но береженого, как известно… Однако добрые люди поспешили передать, что дома у моего комвзвода не все ладно, мама болеет, очень хочет его видеть.
И вот Аргонец вернулся в свою маленькую однокомнатную квартиру на Дальней Салтовке. Кажется, у него все в порядке. Кажется… Надолго ли?
А зачем с нами увязался Казачок, я так и не понял. Странное дело, за последний год парень ни разу не побывал в своем Екатеринбурге. Интересоваться я не стал, отпуска проводим по собственному желанию.
Правда, на этот раз мы не в отпуске.
– Будешь?
Я поглядел на заботливо приготовленный стакан, наполненный почти до краев, покачал головой. Легче не станет.
– Зануда, блин! – констатировал Суббота. – Давай, лейтенант! Как говорится: и немедленно выпил.
Я невольно улыбнулся – капитан позаимствовал любимый тост Аргонца, давний, с экспедиционных времен. И кажется, не первый раз за вечер. Пусть себе! Главное, чтобы никто не выходил из квартиры. Район тихий, хозяин свой, но опять-таки береженого…
– Про наши творческие планы спросить можно? Говорил с кем-нибудь?
Покрасневший и несколько успокоившийся Суббота вновь был в полной боевой.
– Говорил.
Я поморщился. Не будь здесь нашего Казачка – нашего Засланного Казачка…
– Не с теми воюем, товарищи.
Если бы в комнате взорвалась граната РПГ-5, я бы удивился меньше. Лейтенант заговорил – и о чем!
– Не с теми. Не тех мочим. Американцы – сволочи, но свои. Белые люди. Христиане.
– Чего-о-о?! Эти пидарасы?
От возмущения Суббота даже вскочил, чуть не опрокинув стул.
– Свои, блин? Кому свои? Да их всех надо рвать на тевтонский крест!..
– Нет. Ошибка. Вынужденная. Предатели стравили. Наши и ваши. Стравили. Вопрос о Севастополе – ерунда. Провокация.
В тех редких случаях, когда Казачок говорит, а не докладывает, речь его строится именно так. Короткие фразы. Тихие. Очень. Без всякого выражения.
– Ты не был в Чечне. «Чечики» – зверье. Тупое зверье. Хуже. Не в них даже дело. Ислам и христианство. Противостояние. «Полумесяц напряженности». Мусульмане – опасность. Фанатики. У них – своя эпоха Крестовых походов. Походы Полумесяца. Всюду, во всем мире. Европа еще не понимает. Мы не понимаем. Поймем – поздно. Давить, стрелять. Никаких Женевских конвенций. Никаких компромиссов. Не жалеть. Женщины, дети – все равно. Караджич был прав. Смерть. Мы помирились с татарами. Тактически верно. Стратегически – ошибка. Непоправимая. Договариваться нужно со Штатами.
– Сказал, блин!
Суббота почесал затылок. Речь лейтенанта явно не пропала даром.
– А какого хрена тогда твои Штаты чуркам помогают? И в Косово, и в Крыму? А где мы договариваться с ними будем? В Гааге, что ли, в одной камере с Милошевичем?
Казачок не торопился с ответом, а я вдруг понял, что и этот разговор – не случайность.
– Будем исходить из очевидного. Вопрос о выводе войск из Крыма уже решен.
– Ну и что, Арлекин? Врежем пидарасам, чтоб быстрее, суки, драпали!