Омут памяти
Шрифт:
Перечисляя хрущевские кадровые пленумы, я хотел бы обратить внимание только на одну сторону этого одиннадцатилетнего периода. Как голодные койоты, перегрызлись между собой все бывшие друзья, собутыльники, родственники, идеологические единоверцы. Одни и те же участники драмы, в основном те же самые ораторы, но какие разные речи от пленума к пленуму. Позабыв вчерашние дружеские связи, презрев стыд и свои подхалимские речи, они поливали грязью любого, кто оказывался в роли очередного обвиняемого.
Сохранились блокноты, записные книжки, настольные календари Брежнева с записями тех лет, когда он еще не был генеральным секретарем. Многие записи касались Хрущева. После каждого
… В 1960 году я снова вернулся в аппарат ЦК КПСС после учебы в Академии общественных наук, но теперь уже в отдел пропаганды и агитации. Ильичев предложил мне пойти в сектор агитации, который возглавлял Константин Черненко — будущий генсек. Я отказался. И конечно же, вовсе не потому, что там Черненко, он был свойский парень — мы его звали просто Костя, а потому, что я знал все эти спектакли, «потемкинские деревни» с агитаторами и агитацией. И все об этом знали.
Через какое-то время меня перевели в сектор газет, о чем я и просил Ильичева. Печать, особенно ее ошибки, была, как и всегда, основной темой разговоров на разных партийных совещаниях, секретариатах. С тех пор как я себя помню в качестве журналиста и партийного работника, газеты, радио, а потом и телевидение постоянно работали в экстремальных условиях. Бесконечная череда снятий с работы, исключений из партии, выговоров, проработок, снижения тиражей в качестве наказания (тиражи определялись не подпиской, а решениями ЦК). Иногда, если «заблудившийся» редактор исправлялся и начинал вести себя дисциплинированно, его подвигали поближе к власти, что изображалось как «доверие».
Особенно противны были жалобы местных партийных руководителей. Как только появлялся острый материал, в ЦК немедленно направлялась цидуля о том, что печать извращает факты, не показывает «огромную» работу парторганизаций, «игнорирует» достижения. И каждый раз приходилось разбираться, проверять, докладывать. Все, как положено.
И когда сегодня, спустя полсотни лет, слышу от думцев, коммунистических функционеров и госчиновников разного рода претензии к печати, я с тоской думаю, что политическая культура, которую насаждали большевики, осталась на том же диком уровне, что и прежде. Как это старо и пошло. Печать душили все лидеры государства, начиная с Ленина.
Вскоре меня перевели на должность заведующего сектором. Дело было абсолютно незнакомое. Но постепенно втянулся в «информационную империю будущего». Когда перешел в новый кабинет, то увидел, что какие-то люди таскают в мою комнату свертки бумаг и складывают к стене.
— Что это? — спрашиваю.
— Тексты вчерашних радиопередач.
— Зачем они мне?
— Мы не знаем.
Позвал инструкторов сектора. Они мне объяснили, что такая практика существует с незапамятных времен. К чтению привлекаются журналисты, в основном пенсионеры, они и составляют обзоры. Время от времени эти обзоры рассылаются секретарям ЦК, а иногда выносятся на заседание Секретариата. Чаще всего заканчивалось тем, что кто-то получал выговор по партийной линии. Например, Чернышеву, заместителю председателя радиокомитета, пришлось снимать сразу семь выговоров, когда его назначали послом в Бразилию. Согласно правилам, новый посол не мог поехать за границу с партийным выговором.
Я распорядился не присылать больше эти бумаги, что вызвало большую радость у радиокомитетчиков. Скажу также,
Что еще добром вспоминаю из этого периода? Строительство нового телецентра «Останкино».
Дело было так. Развитие телевидения в мире шло быстрыми темпами. Наша страна отставала. Наверху понимали, что у телевидения огромное будущее, но боялись, что оно может оказаться бесконтрольным из-за возможностей спутников. Различным институтам и центрам не раз поручалось исследовать способы защиты от зарубежного спутникового телевидения. Таких способов не нашлось. Обстановка диктовала необходимость развития телевизионного вещания.
На телевидении в это время работал Леонид Максаков — прекрасный человек, талантливый строитель. Он был заместителем председателя радиокомитета. Мы доверяли друг другу. Договорились, что он подготовит примерную смету строительства нового Центра (в валюте и рублях). Когда подсчитали, то оказалось, что все это будет стоить 127 млн рублей. Пошел к Ильичеву, он был сторонник идеи строительства. Читал мою бумагу хмуро, долго ворчал, а потом сказал:
— Не дадут.
Посоветовал, однако, пойти к Устинову, который ведал оборонной промышленностью. Тот принял меня хорошо, поскольку перед этим я готовил для него по какому-то случаю доклад, который похвалил Хрущев. Показал Устинову все прикидки по строительству, он долго их изучал, а потом сказал, что такую сумму на Политбюро не утвердят, слишком велика.
— Давайте сделаем по-другому. Подготовьте проект общего решения Политбюро, без деталей, с поручением Совмину рассмотреть этот вопрос и внести предложения в ЦК. Совмин имеет право самостоятельно израсходовать на какой-либо объект до 50 миллионов рублей. А я с Косыгиным договорюсь. Лишь бы начать — будем выделять деньги частями.
Так и сделали.
Надо, пожалуй, рассказать и о возникновении «Маяка». Я в то время часто общался с Энвером Мамедовым — первым заместителем председателя Комитета по телевидению и радиовещанию. Умный и тонкий аналитик, проницательный человек, из которого ключом били идеи. Нас обоих не устраивало состояние информации. Люди предпочитали слушать иностранное радио, ибо наше гнало «сладкую жвачку» и «восторженную белиберду».
Как-то разговор зашел о второй программе радио. Туда сбрасывали все, что не годилось для первой программы. Возникла идея сделать вторую программу информационно-музыкальной: пять минут информации, двадцать пять — музыки, и так круглосуточно. Долго спорили о названии. Сошлись на «Маяке».
Но как только эта идея достигла ушей работников второго канала, забушевали страсти. Посыпались письма в ЦК. Да и в ЦК, кроме Ильичева, мало кто поддерживал эту идею — ломка была слишком крутой. Не в восторге был и Суслов, он сам работал при Сталине председателем этого комитета. Ему-то в основном и жаловались.
— Ищи дополнительные аргументы! — сказал как-то Ильичев рассерженным тоном.
В то время, как известно, существовала практика глушения иностранных передач. Бесполезная работа, но требующая огромных мощностей. К тому же цели своей эта трескотня не достигала. Уже за несколько десятков километров от крупных городов можно было услышать любые иностранные передачи — был бы приемник. Министерство связи, занимавшееся всем этим делом, боясь гнева начальства, поставило особо мощные глушилки на здании Политехнического музея (около здания ЦК КПСС) и на Кутузовском проспекте (где жили большинство членов Президиума ЦК).