Омуты и отмели
Шрифт:
– Ага. И Ксения Викентьевна. Значит, четверо маленьких и трое взрослых. Да, а ваши, Марина? Ваши старшие?
– Да, а мы?! Папа? Мама? Как же мы? Мы не поедем! Мы тоже хотим остаться! – вразнобой закричали Муся с Ваней, которые все это время сидели затаив дыхание, а Леший нахмурился:
– Иван, ты останешься. Но слушаться взрослых.
– А я? – Муся даже встала.
– Ты – нет.
– Папа! Мама! Это нечестно! Почему Ваньке можно, а мне нельзя? Он младше меня.
– Ваня – мужчина, – мягко сказала ей Марина. –
– Какой он мужчина? Он… он мальчишка! Отстань! – Муся оттолкнула Ваньку, который дергал ее за руку.
– Муся, послушай! Муся! – Митя тоже попытался привести Мусю в чувство, но она не слушала никого и ничего.
– Папа! Папа, ты должен мне разрешить!
– Нет.
– Папа! – Муся закричала. – Если ты мне не разрешишь, я… Я до конца дней тебя не прощу! Я… разговаривать с тобой никогда больше не буду!
– Муся, опомнись.
Марина увидела, как больно ударили Лешего слова дочери – он побледнел и закрыл на секунду глаза. Все замерли, не зная, что делать.
– Если даже папа разрешит, то я – не разрешаю. – Марина произнесла это таким голосом, что в другое время Мусю бы проняло, но не сейчас.
– Нет. Она уедет с Совятами. – Отец и дочь напряженно смотрели друг на друга одинаковыми черными глазами. Муся не знала, что делать – впервые отец не уступал ей.
– Ненавижу тебя! – крикнула она и вылезла из-за стола, явно собираясь сбежать.
– Муся, вернись немедленно! – Марина тоже поднялась, но тут вмешалась Рита.
– Как ты можешь такое говорить, дрянь! Как ты смеешь папе перечить!
Муся вспыхнула и, обернувшись, зло взглянула на Риту:
– А ты вообще кто такая, чтобы мне замечания делать? Какой он тебе папа?
Рита ахнула и заплакала, все закричали что-то, а Муся помчалась в сторону леса, Митя рванул было за ней, но Юля его не пустила: не встревай.
– Она не поедет, – сказала Марина, с состраданием глядя на Лешего. – Я знаю, куда она побежала, но мы ее оттуда целый день будем доставать, а тащить придется силой. Время потеряем. Вам ехать надо прямо сейчас. Ветер меняется. У нас всего пара дней, чтобы подготовиться.
– А ты не можешь заставить ее по-своему? – спросила Юля.
– Могу, но мне тогда придется с нею уезжать. Я не умею на расстоянии держать, а что она выкинет, когда опомнится, мне даже представить страшно.
– Может, мне с ней поговорить? – спросил Митя и покраснел.
– Не поможет.
– Ну ладно, ехать так ехать, – мрачно сказал Анатолий, подумав, что эта Лёшкина Муся будет почище его собственной Киры. И вот ты подумай: Кирку любили мало, эта же вся залюбленная и забалованная, а результат – один. Черт знает, что такое! Как этих детей воспитывать? Но раздумывать особенно было некогда.
– Лёш, тебе придется с нами поехать, потому что Аркаша дальше этот колхоз повезет. Я думаю, влезем в две машины. Берите с собой только самое необходимое, все купите там,
– Почему в Петербург? – удивилась Марина.
– Марин, в Москве – ад, а в Питере жить можно. Я договорился, в Петергофе поселятся, там Финский залив, вообще хорошо. Давайте, собирайте детей. Так, что еще? Черт, мы же машину так и не разгрузили. Ребята, пошли, поможете.
Все разошлись в разные стороны, стараясь не смотреть на Лешего, который сидел с закрытыми глазами. Марина подошла, обняла его сзади, помассировала ему грудь, плечи и спину, поводила пальцами по голове – постепенно он отошел и вздохнул.
– Пойдем со мной!
– Надо… надо ехать.
– Время есть, пойдем.
Юля смотрела на нее просительным взглядом, и Марина кивнула ей на ходу:
– Юлечка, я поработаю с Илюшей. Сейчас, подожди немножко, ладно?
Юля кивнула. Илюша всегда очень тяжело переносил разлуку с матерью, пугался и нервничал, но Марина умела его «настроить». К Юле подошел бледный и потерянный Аркаша, совершенно непохожий на себя:
– Юля! Вы должны уехать, вы все. Я за вами и приехал. Юля, пожалуйста, умоляю тебя!
– Нам уже места не хватит в машине, – сказала Юля, с холодным интересом рассматривая Аркашу.
– Я останусь! Потом уеду!
Митя встал перед матерью, заслонив ее от отца. Они некоторое время смотрели друг на друга, такие похожие – и такие разные! Одного роста и склада, оба рыжие, носатые и слегка лопоухие, только у Аркаши глаза карие, а у Мити – медовые, цвета темного золота.
– Пойдем, мам! О чем нам с ним разговаривать? – Митя увел Юлю, обняв ее за плечи, а Аркаша с отчаяньем смотрел им вслед. Юля вдруг остановилась и оглянулась на Аркашу, сузив глаза:
– Подожди-ка, Митя! Я сейчас!
Она пошла обратно мимо Аркадия, решившего было, что она передумала, и обратилась к Анатолию, который что-то налаживал в кабине:
– Анатолий Владимирович, я могу вам доверять? Вам и Аркадию? Он не заберет ребенка? Илюшу?
Анатолий медленно выпрямился и тяжело взглянул на Юлю:
– Не любишь ты меня. А я – на твоей стороне. Не бойся, не заберет. Ему не жить тогда, он знает.
– Спасибо.
– Пожалуйста, – Анатолий усмехнулся и опять полез в кабину.
Марина привела Лешего в дом и уложила на диван. Она чувствовала: в нем что-то разладилось, даже видела, где именно. Попыталась поправить, вернув нарушенную гармонию и цельность, и сосредоточилась, не сразу заметив, что по щекам у Лешего текли слезы.
– Кого мы вырастили, а? – горько сказал он. – Это я виноват, избаловал.
– Лёшечка, не надо. Не надо, милый. Что делать, мы оба виноваты. Придется и это пережить. Я клянусь тебе, я следить за ней буду – волос не упадет.
– Марина! – И он не смог сдержать рыдания.