Он меня понимает
Шрифт:
– Хочешь меня покатать? – Я спросил Хелли, взяв в зубы уздечку – пони, как я видел, даже при наличии копытокинеза многие действия совершали ртом. Я, конечно, мог бы применить свою магию, но, помимо Хелли, я не замечал в Эквестрии колдующих пегасов, поэтому попробовал полностью вжиться в новую роль, привязав уздечку к спинке стула копытами – так, чтобы Хелли не смогла опустить голову. Но прежде я расправил её чудную длинную гриву, наслаждаясь теми тактильными ощущениями, которые предоставлял копытокинез.
– Прф! – профырчала пони и вдруг упала на спину, ловко перевернувшись при помощи крыльев. Прижавшись к стулу, она поджала задние и передние ноги, да ещё и закрылась крыльями. – Прфффафафа! – И вдруг неожиданно
Даже обладая копытами, я не смог удержаться и не подарить Хелли смешливую радость, быстро потеребив острым кончиком своего копытца по уязвимым местам самочки. Впрочем, крылья у меня оставались всё те же, и их я направил под мышки пони, волнообразными движениями скользнув по её грудке и пузику, и опускаясь к пупочку. Хелли зашлась в диком смехе, когда я кончиками перьев стал щекотать её там, не забывая добавлять медленные поглаживания копытами, от которых пегаска сразу же прекратила всякое сопротивление, расправив щёлкнувшие крылья во всю длину. Я почувствовал странное напряжение в собственных – они тоже расправлялись, помимо моей воли. Зато вполне солидарно с тем, во что превратился мой драконий член – жеребцовый тоже покинул свою ложбинку.
– М-м-фрф! – промычала Хелли, заметив мои трансформации. – Му фе! Пе-ха-фа-фи фо флов... Пфа-пва-пфа... Пфелу!
– К делу так к делу... – Воспользовавшись минутной слабостью летуньи после разогрева, я залез всё в тот же ящичек и вытащил оттуда несколько моток верёвки, видимо, помещённых в посольский кабинет специально для того, чтобы посол мог связать ворвавшихся к нему похитителей, ожидая стражей порядка. Или разбираясь с покусившимися самостоятельно. Как бы то ни было, поняшка сама оказалась надёжно прикреплена к своему стульчику – передние ножки распрямлены и отведены назад, за спинку, задние раздвинуты в стороны и привязаны над бабками к передним ногам стула.
Дрожащая пони смотрела на меня со смесью ожидания и испуга – страх от осознания того, что я, как и она, любил растянуть момент сладостного соития...
– Ты всё правильно поняла, – уверил я её, накинув на глаза пони стащенную с подушки наволочку и завязав её. – Жаль только, что у вас нет упругого хвоста...
Впрочем, мой новый хвост вполне годился для поставленной задачи. Повернувшись крупом к Хелли, я расправил крылья и пёрышками стал щекотать её уязвимые бабки, одновременно опустив хвост на щёлку и начав “подметать” её, да так, что стоны пони, смешанные со смехом, наполнили весь кабинет. – Э, нет, дорогуша, мы в общественном месте, – на миг прекратив издевательство и сняв мешок, я вытащил уздечку из пастьки Хелли.
– На поммфффф... – Чтобы тут же закрыть неуместно заоравшей пони рот упругим кляпом, поверх которого вернулась уздечка, обтянувшая пасть ремешками.
– Чшшш... – Приложил я одно пёрышко к носику возмущённо зыркавшей пегаски, одновременно ублажив её пёрышками, забегавшими по выпуклому животу с отчётливым пупочком... и попутно заметив необычную особенность пегасьих перьев – я мог ими двигать, как пальцами! Крылокинез! – Сейчас ты улетишь выше солнышка Селестии... – пообещал я кобылке, покрывая её обезумевшую от предвкушения тартаровых мук морду импровизированным мешком из подушки.
Мои подвижные пёрышки прошлись по всему её животику и замерли на нём, принявшись так щекотать Хелли, что бессмысленные (и очень непонятные) мольбы о пощаде рекой полились из-под мешка, а дёргалась она так, что едва не перевернула стул вместе с собой. Опускаясь на низ живота, я опустил перья прямо на её изнывающую щёлку, но не тронул её, а принялся водить их золотистым оперением вокруг. Мешок заскулил.
– Тебе же это нравится? – усмехнулся я. – Или... Очень нравится?
Внутрь так услужливо распахнутых врат проползли сразу два золотых пера, ещё два остановились, лишь слегка углубившись, чтобы обласкать небольшой, но очень уязвимый выступ. Но, что самое приятное – я мог осознанно вертеть, дрожать, двигать и тереться всеми четырьмя, чтобы моя копытная (и перьевая) пони неосознанно подскакивала, насколько ей позволяли верёвки. Но что за сила скрывалась в её тщедушном на вид тельце! Взмахнув крыльями, она всё же уронила себя и стул на пол, с лишь немного ослабленным ковром грохотом совмещая его поверхность со спинкой и прижав своими же передними ножками основание своих предназначенных для полёта конечностей.
И так услужливо подставляя копытца на задних.
Я не смог удержаться. Вспоминая, как она любила работать языком, я прижался к правому копыту мордахой и запустил внутрь неё язык. Хелли, при падении глухо застонавшая, теперь взывала так, что наверняка бы перебудила всех послов... Если бы кроме нас этот дом ещё кто-нибудь занимал. Как хорошо, что приходя в дом, она всегда мыла копытца! Углубившись в полизывание, я не забывал и про крылья, пёрышками старательно будоража пони и ощущая, как разбухает внутри неё желание излиться. Она задёргалась навстречу перьям, стараясь благодаря их щекотке закончить как можно быстрее... Обойдёшься! Оторвавшись от копыта, я вытащил пёрышки, но опустил их на бусинки сосков пони, выпирающих из-под шерсти. С ними у нас ещё не было игр! Поглаживая один из бугорков перьями, к другому я приложился сам, взяв её ягодку в свой рот и разминая её языком. Хелли словно молнией ударило, она взбрыкнулась и застонала.
– Ми-м-м-мпа-а-ал! Пефефань! Мя млопфу! М-м-м!
– М-м-м! – Подтвердил я, полизывая грудь, посасывая её, как голодный жеребёнок, и аккуратно кусая понячьими зубками – более нежными, нежели острые драконьи клыки. Конечно, сейчас Хелли не кормила жеребят (да и не собиралась этого делать), но было бы любопытно почувствовать на вкус понячье молочко. Хотя бы чтобы немного позлить Хелли... Ей так нравилось злиться! – А сейчас... Я исполню твою мечту... – И опустил носик пониже, к щёлочке, лаская её языком, при том не сдерживаясь и своими копытами немного поглаживая стержень, который хотел бы сам оказаться сейчас на месте моего язычка. А потом прыснул со смеху, фыркнув прямо в Хелли, когда мой кончик стал раздражать заметавшийся хвостик.
– М-м-мфа! – фыркнула она, когда я придавил её метавший хвостик копытом. – Миффал, м-фе-ефь!
– Что-что? – кажется, уздечка слишком мешала ей говорить. Со вздохом я стянул с её головы наволочку и слегка ослабил ремешки, высунув уздечку.
– Ты... Ты просто великолепен... – прошептала она, роняя слюнки.
– Это всё?
– Нет! – торопливо выдала пегаска. – Я... Я так давно хотела... Попробовать на вкус жеребцовый... – она не договорила, смущённо пряча глаза.
– Ты ведь не в том положении, чтобы о чём то просить? – Я поводил носом в её гриве, столь же длинной, как и моя... А потом начал развязывать её уже притомившиеся и затёкшие ножки. – Свяжи меня теперь ты, пожалуйста... – Я умоляюще нагнул свою голову и поднял круп в позе крайнего почитания. – И сможешь требовать всё, что угодно? Или я разозлюсь и свяжу тебя обратно, заставив тебя захлебнуться мною! – Потом резко подскочил ко вздрогнувшей понечке.
– Ну, держись! – воскликнула она.
Её крыло обхватило меня за шею и опрокинуло на пол, а другое подхватило верёвку. Сработав и копытами, и ротиком, и крылом, она быстро перемотала мне передние ноги перед грудью, затем вторым мотком захлестнула их и привязала к телу, а сама нагло опустилась к моему крупу и поглядела на жеребцовый член.
– О-о-о, какой он большой... – удивлённо похлопала она глазками.
– Ты его испугалась? – съехидничал я.
– Вот ещё! – пегаска взяла ещё одну верёвку и не спеша стала делать на одном её конце петлю. Та-а-а-ак!