Он тебя не любит(?)

Тоцка Тала

Зарисовки

— Ну что тут можно сказать, — Навроцкий так и не притронулся к предложенному коньяку, задумчиво разглядывая потолок, — это, конечно, полный абзац.

— А я тебе о чем, — согласился с ним Ямпольский. Он уже достаточно окреп, чтобы можно было выпить со старым приятелем и поговорить без женских ушей.

— Ты же понимаешь, Арс, какие у вас были шансы встретиться?

— Нулевые, — Арсен поднял бокал, — давай, Боря, за дочек.

Они сделали по глотку.

— А ведь я сразу понял, что это мое, — спустя

некоторое время продолжил Ямпольский, — вот только определиться не мог, что за чувства у меня к ней. К ним, к обеим.

— Ты… влюбился, Арс? — осторожно спросил Борис. — Если между нами?

— Нет, нет, Боря, это совсем другое. Я ее полюбил, у тебя ведь тоже взрослая дочь, ты сам знаешь разницу. Женщину когда любишь, там по-другому все, там брать хочется, для себя больше чтобы. А здесь… — Арсен запнулся, подбирая слова, — здесь хотелось вскрыть грудную клетку, достать сердце и ей отдать, насовсем. Чтобы они в четыре руки держали и не выпускали. Мне все время закрыть ее собой хотелось, заслонить, чтобы она как в коконе была, понимаешь?

Навроцкий коротко кивнул, делая еще глоток. Он действительно понимал, Арсену всегда нравились отношения в семье Бориса.

— Нда, жаль… — глубоко вздохнул тот, глядя на портрет Киры Казариновой, который лежал на столе Арсена, — столько времени потеряно. Упрямой девчонкой оказалась эта твоя Кира, ладно тогда, а потом тебя найти вообще без проблем было.

— Не упрямая, Боря, гордая. Я сволочью оказался в ее глазах, ни ее, ни дочки не достойной.

— Эвангелинка на нее очень похожа.

— Похожа…

Арсен достал из ящика стола папку и положил перед Навроцким.

— Что это? — удивленно поднял тот голову.

— Акции, Боря, — и видя, как приятель протестующе набирает воздух, пояснил, — акции холдинга, теперь твои. И дом тоже твой.

— За что, за Эву? — исполобья взглянул на него Борис. — Ты совсем охренел, Арс? Чтобы я за ребенка деньги брал?

— Погоди, не шуми! — Арсен придержал пальцами папку которую Борька настоятельно пихал обратно. — Это моя благодарность, Борь, что вы с Софьей моим детям пропасть не дали, мимо не прошли. Что помогли, что ты Эвочку к себе взял, и я с ней встретиться смог. Спасибо тебе, Боря.

— Это Софии надо спасибо сказать, — буркнул Навроцкий, подозрительно отворачиваясь и потирая уголки глаз, — что она меня в театр потащила, где мы Эвангелинку встретили.

— Значит, пусть дом будет Софии. Да ты хоть посмотри на него, — Арсен раскрыл папку и подал Борису. Тот вчитался в документ и поднял на Ямпольского потрясенный взгляд.

— Канны? Он что, во Франции?

Тот кивнул.

— Лазурный берег. Там красиво, Борь!

— Арс, послушай, я не могу. Эвочка нам как родная, а ты со своими подарками…

— Так ведь Эра милосердия, — Арсен не сводил серьезного взгляда с Бориса, — забыл, что ли? Она на всех распространяется.

— Да иди ты, — расстроенно махнул рукой Навроцкий, — где я, и где милосердие! Эпическая сила, Арс, дом в Каннах!

— Я сначала хотел на Пер-Лашез, — криво улыбнулся Арсен, — кинулся, а там уже все забито. Пришлось брать, что есть. А ты мне скажи, как там наш марафон?

— Все готово, ждем от тебя отмашку.

— Тогда вот что. Я учреждаю благотворительный фонд помощи матерям-одиночкам, больным раком, им Эва будет заниматься, мы с ней так решили. Дочь меня простила, мало того, выдала жирную индульгенцию на годы вперед. А вот прощение Киры мне еще заслужить надо, чтобы потом, когда встретимся, я ей в глаза посмотреть мог. В общем, организуй моей Эвочке медийную поддержку.

— Сделаем, Арсен. Как, кстати, Рома Демидов новость перенес? Я думал, его второй инфаркт хватит, когда он узнает, чья Эвангелинка дочка.

— Я тоже надеялся, — признался Арсен, — но нет, крепкий черт. Подозреваю, не было у него никакого инфаркта, разыграли они с Генкой спектакль, чтобы Макара в бизнес вернуть. Зять у меня если упрется, то не перешибешь, а они тогда с отцом совсем не общались.

— Не удивлюсь если так, — согласился Навроцкий. — А сейчас у вас с Романом как?

— Никак, — махнул рукой Арсен, — я с ним только пить могу, когда встречаемся. У нас выбора нет, ради детей приходится изображать родню, Эвочку он очень любит. А я как его вижу, так и тянет напиться, кто ж насухую Рому выдержит?

— Его по ходу тоже тянет, — засмеялся Навроцкий, Арсен неопределенно осклабился. — Кстати, он тебе так и не простил завод? Я правда, толком не знаю, что у вас с ним тогда вышла за история…

— Да мелочи, — нехотя ответил Ямпольский, — мы у Фильченко сталелитейный завод отжали, точнее, Рома отжимал, я подстраховывал. А потом я его у него вымутил, он свою долю мне в обмен на землю слил. А земля ментовская была…

— Короче, ты его кинул?

Ямпольский все так же нехотя кивнул.

— Там просто без горнообогатительных комбинатов и трубопроката нахер этот завод не сдался, а я тогда не знал. Их Ринат под себя подгреб, вот и приходилось ему кланяться всю дорогу. Демидов спит и видит, чтобы завод обратно вернуть, достал уже. Как только меня видит, так и начинает плакаться.

— Погоди, но если комбинаты были маркеловские, то теперь они… твои? Рома знает?

Арсен хищно ухмыльнулся и покачал головой, и Борис благоразумно спохватился:

— Слушай, а Машунька где? Мы уже час сидим, а ее не видно!

— С Алексеем гулять намылилась, они, наверное, у Баскервиля. Идем, и мы пройдемся, Боря, мне доктор советовал побольше ходить.

***

Алексей с тревогой следил за печеньем, которое одно за другим исчезало с обслюнявленной детской ладошки в пасти Баскервиля. Пес аккуратно слизывал угощение, а Алексей стоял сзади и молился. Лишь бы она не вспомнила, лишь бы она…

— Ой! — повернулась к нему расстроенная Машка. — Леш, я Басику твои печеньки тоже скормила!

— Это очень хорошо, — поспешил заверить ее Алексей, — Басу нужнее. Я и так вон какой здоровый! И я уже сегодня съел шоколадку.