Он
Шрифт:
— Что случилось? — услышала, как обычно, ледяной голос Ланге. Видно, он услышал то, что я что-то говорила охраннику на повышенных тонах и подошел.
— Убери охрану, — потребовала.
— Нет.
Я стиснула зубы и мысленно выругалась, но потом опять сделала несколько глубоких вдохов и, наклонив голову, спросила:
— А ты не боишься, что я начну соблазнять твоих телохранителей? Ты же считал, что я в Ганновере легла в постель с одним из них. Думал, что я на такое способна, так, может, мне не разочаровывать твоих ожиданий? — я окинула взглядом телохранителей и указала пальцем на первого попавшегося. —
Телохранитель, на которого я указывала пальцем, приподнял бровь и с какой-то опаской, несвойственной для сурового цепного пса, посмотрел на Ланге. Сам мужчина в этот момент будто бы ожесточился — это было видно по его глазам.
— Пошли вон, — приказал он охране и уже в следующее мгновение мы с Ланге в комнате остались одни. — Ты не будешь смотреть ни на кого кроме меня.
— Как раз на тебя я смотреть не хочу, — сказала, сквозь плотно стиснутые зубы. — Убери от меня охрану.
— Нет, — ответ был прежним. — Ты будешь под еще более пристальным присмотром. Если тебя заметят в малейшей связи с другим — я об этом сразу узнаю.
— И что будет?
Ланге ничего не ответил, но, в дальнейшем, того телохранителя, на которого я указала пальцем, я рядом с собой больше не видела. Охрана вообще немного поменялась и я не знаю, что с ними сделали, но теперь еще больше ощущалось, что для них я лишь объект, который следовало охранять. При этом, мне дали немного больше свободы. Я даже слышала, что телохранителю, который пошел за мной в уборную, влетело. Теперь я получила больше личного пространства, но, правда, психологически это не особо сильно ощущалось. Как сказал Ланге, теперь за мной еще более тщательно присматривали. Ну, вот как после такого с Ланге можно было разговаривать? Я попросила убрать охрану, а он ее только усилил. Как же я была зла.
Шла череда обследований. Как я поняла, врачи пытались выяснить, каким образом я могла забеременеть от Ланге. Если честно, этот вопрос меня не сильно волновал, поэтому подробностей я не спрашивала, но слышала, что очередной тест на бесплодие подтвердился. Поэтому врачи пожимали плечами и проводили новые тесты. Были предположения, что у меня с Ланге сильная совместимость и бесплодие не полное. Как такое может быть, я не имела понятия.
Но все это проходило фоном. Казалось, что уже было не так важно то, как именно это произошло, как то, что я носила под сердцем ребенка Ланге.
Меня записали к тщательно подобранным врачам в частные больницы, чтобы они наблюдали мою беременность, а мне подобное не нравилось, ведь благодаря этому становилось ясно, что мое пребывание Мюнхене, возможно, будет дольше, чем мне хотелось бы. И я не была в восторге от того, что Ланге интересовался состоянием беременности. О том, что ему докладывали о результатах моих обследований, я прекрасно знала.
С одной стороны я понимала, что все хорошо. За моим самочувствием и питанием следили, выписали хорошие витамины и привезли одежду для беременных. Несмотря на ситуацию, я находилась в спокойствии и достатке, ведь, если мне что-то требовалось, или я чего-то хотела, мне это тут же привозили. Хотя, я старалась не пользоваться помощью людей Ланге. На личные нужды тратила те деньги, которые заработала фрилансом в Мангейме.
Но, черт возьми, я не была
Может, после родов он заберет ребенка, а мне опять скажет «Пошла вон». Следовало предполагать самые худшие варианты, ведь когда-то я была глупой девушкой и надеялась на лучшее. Ничем хорошим это не закончилось.
Постепенно проходили дни, но к Ланге я все еще относилась крайне настороженно. Постоянно ожидала от него подвоха и, тем более, я совершенно не понимала его поступки. Например, я привыкла к тому, что он почти никогда не завтракал дома и крайне редко присутствовал на ужине, но, за время моего пребывания в Мюнхене, он не пропустил ни одного завтрака и ужина. Бывало такое, что он приезжал как раз к ужину и уезжал на работу сразу после него, но все же присутствовал в обеденном зале. Сидел за столом вместе со мной. Иногда не ел, а просматривал что-то на планшете, явно работая, но все же был рядом.
Зачем? Вот зачем он это делал? Какая причина? Я ведь слышала, что из-за того, что Ланге приезжал домой к завтраку и ужину, пришлось изменить все его расписание. По ночам он дольше работал и многое пришлось отменить. При этом, мы почти не разговаривали. Ланге сам по себе был крайне молчаливым и я первая не начинала разговор, из-за чего в обеденном зале чаще всего было тихо.
Но, сколько все это могло продолжаться? Во время очередного завтрака я решила нарушить свое молчание и спросила:
— Когда я смогу вернуться в Мангейм?
— Ты туда не вернешься, — Ланге, вновь не притронулся к еде. В этот момент, что-то просматривал на планшете.
— Почему? — спросила, сжав в ладони вилку. — Ты опять ограничиваешь мою свободу?
— Ты моя женщина и носишь моего ребенка, — Ланге поднял голову и своими стальными глазами посмотрел в мои.
— Этот ребенок только мой. К тебе он не имеет никакого отношения, — я резко качнула головой. — И что значит «твоя женщина»? У тебя есть жена и я уверена, что так же сейчас имеются любовницы. У тебя сотни женщин и я не хочу быть одной из них.
Я прикусила губу, после чего, стараясь говорить более спокойно, произнесла:
— Я больше не хочу быть с тобой, как с мужчиной. Давай разойдемся спокойно. Просто отпусти меня и, если ты позже захочешь увидеться с ребенком — хорошо, я не буду против.
— Нет.
Чувствуя, как в груди все полыхнуло от злости, я сильнее сжала вилку. Мысли испепелились и на их месте возник гнев. Чистый и едкий. Сжирающий меня изнутри.
— Как же я тебя ненавижу. Разговаривать с тобой невозможно, — я бросила вилку на стол, после чего встала и ушла из обеденного зала.
Вернувшись в свою спальню я бушевала. Я заметила, что эмоции во мне в последнее время вообще полыхали подобно аду и утихомирить их было не так уж и легко. Но я все же успокоилась, ведь понимала, что сейчас мне негативные эмоции не нужны. Но, как их избежать в такой ситуации?
Время постепенно близилось к вечеру и я наконец-то списалась с Тилем. Мы долго обменивались сообщениями, но я как-то нерасторопно отвечала на вопросы друга о том, что со мной происходило и куда я пропадала.