Она была актрисою
Шрифт:
Но времени предаваться скорби не было — пора было поднимать занавес, зрители уже заполнили зал. «А пришла ли Таша?» — всполошилась Виктория Павловна. Да, Таша пришла, бледная, с крепко сжатыми губами, с глазами, глядящими в неведомую даль.
Премьера стала ее звездным часом. Никто из знавших ее и предположить не мог, что девочка умеет так играть! В ее совместных сценах с Преображенским у Вики в самом буквальном смысле стучали зубы. А ведь Вика помнила текст наизусть, видела спектакль десятки раз! Но такой накал неукротимой ненависти витал в воздухе, что становилось жутко. Впервые два полюса — добра и зла — оказались равны по силе. И впервые — они вдруг оказались чем-то схожи.
Впрочем, эти выводы, разумеется, принадлежали не Виктории Павловне, а
Марине, которая с удивительным цинизмом бросилась к Вике в антракте, словно к лучшей подруге, и принялась в своей вечной дурацкой манере за дурацкие, никому не нужные абстрактные рассуждения.
— И ведь в чем-то Таша права! — горячо восклицала она. — Действительно, когда даже самый порядочный человек берется судить другого, когда он уверен в собственной правоте, он ступает на тот самый путь, который от этой правоты уводит! Юная девочка, всего двадцать лет, а как глубоко она прочувствовала роль! Я раньше не верила, что актеру и впрямь требуется полный зал, чтобы проявить себя по-настоящему, а теперь убедилась. На репетициях Таша не выдавала и десятой части того, что сейчас! Удивительно, правда?
— Не очень, — холодно заметила Вика. — Просто ваш любимый гений задушил ее котенка. Котенка звали Ушастик.
Марина опешила, осеклась, глупо уточнила:
— Как задушил?
— Руками.
Виктория Павловна с удовольствием глянула в ошарашенное лицо собеседницы, однако развить успех не удалось — прозвенел звонок на второй акт.
После премьеры предполагался банкет для актеров и почетных гостей. Частично средства выделил тщеславный Сосновцев — кстати, он был тут как тут и с упоением крутился возле известных лиц. Частично Вика вложила свои деньги, взятые в долг. На представление без еды и выпивки никого не заманишь, это общеизвестно! И теперь до нее вдруг дошло, что она сама себе вырыла яму. Они собрались здесь, влиятельные в театральных кругах люди, они станут есть, пить за ее счет — и попутно слушать Преображенского, который хотя и склочный тип, но из их среды, к тому же славится чутьем, и вот он известит их, что режиссура никудышная, хотя текст хороший, игра же гениальная, и они будут кивать, соглашаться и кивать! Лучше бы не было этого банкета, лучше бы ничего не было!
Подобные мысли терзали Викторию Павловну весь второй акт, и она мечтала, чтобы он длился вечно, потому что потом начнется ад. Но спектакль, разумеется, завершился, публика принялась с энтузиазмом хлопать, актеры вышли на поклон, потом на сцену вытащили Вику, и Обалдевший поклонник вручил ей потрясающий букет. Букет выглядел так, словно этот тип сказал продавщице из цветочного ларька: «Сделайте, пожалуйста, самый красивый, какой только можно, и не считайтесь с ценой». Вика аж задохнулась от неожиданности и восторга, взяв в руки тяжелый, душистый сверток, на глазах ее выступили слезы, и она молча переводила взгляд с дарителя на подарок. «Молодой человек, у вас широкая душа, — тихо заметил Преображенский. — От имени всей труппы приглашаю вас на банкет». Как будто не сам издевался над ним совсем недавно!
А дело было так. После премьеры «Лира» на сцену поднялся мужчина лет сорока пяти, явно собираясь присовокупить свои несколько гвоздик к немалому урожаю Евгения Борисовича, но, увидев появившуюся из-за кулис Вику, вдруг круто повернулся и отдал цветы ей. «Совсем обалдел зритель, — удивленно констатировал тогда Преображенский, — мои цветы разбазаривает».
Виктория Павловна не обратила на эпизод особого внимания, однако на следующем представлении глазастая Дашенька заявила:
— А ведь в зале сидит ваш поклонник!
— Какой поклонник? — изумилась Вика, и Дашенька простодушно пояснила:
— Ну, про которого Евгений Борисович в прошлый раз сказал, что он обалдел.
Все расхохотались, и прозвище Обалдевший поклонник прижилось. Прижился и он сам. Он посещал около половины спектаклей студии и каждый раз преподносил Виктории Павловне хоть небольшой букетик. Причем познакомиться не пытался, поэтому Вика тешила себя надеждой, что обрела ценителя своего таланта. В качестве же настоящего поклонника он не был ей интересен. Во-первых, она продолжала любить Сашку и не собиралась никого заводить, а во-вторых, уж слишком неказистый вид был у странного зрителя. Нет, не потрепанный, не ужасный, а именно скучный, бесцветный, неказистый. Ей это надо?
Однако теперь мысль об Обалдевшем поклоннике грела. И хорошо, что он будет на банкете! Пусть там окажется хоть кто-то, кому по-настоящему нравится Викино творчество, кто ее похвалит, защитит от нападок! Хотя неприятно, что пригласил его именно Преображенский. И мало того, что пригласил — еще и шепчет ему что-то на ухо, и подмигивает! Неужели собирается перетянуть на свою сторону? Господи, что же делать? Как бороться?
Виктория Павловна не отличалась склонностью опускать руки в сложных ситуациях, но теперь энергия ее иссякла. Напряжение последних дней, разговор с Ташей, затем с ее дядей… Вика заранее настроилась, что главное — пережить премьеру, а там можно будет расслабиться, отдохнуть, и вот вожделенный миг настал, а расслабиться, выясняется, нельзя, надо продолжать бороться. «Надо!» — твердила она себе, а на деле покорно следовала за Евгением Борисовичем, виртуозно управлявшим ситуацией. Он был бодр, счастливо улыбался и принимал поздравления.
— Дорогие мои! — начал он, поднимая бокал с шампанским. — Я не зря посадил именно вас за этот стол. Именно вас я хочу видеть сейчас здесь, потому что…
Он сделал эффектную паузу, и Виктория Павловна успела оглядеться. Рядом с Преображенским красуется его жена, Галина Николаевна, в вечернем платье, некстати открывающем крайне поблекшую шею. Таша и Дашенька по контрасту выглядят на редкость свежо. По правую руку Дашеньки, разумеется, Денис, около него Кирилл. С другой стороны от Евгения Борисовича Сосновцев, пыжащийся от гордости. Он откровенно ухлестывает за змеей Мариной, которая в чудесном настроении и кажется почти красавицей. Да, еще мрачная, испуганная, вжавшая голову в плечи Тамара Петровна и Обалдевший поклонник.
— Именно вас я хочу видеть сейчас здесь, — повторил Преображенский, — чтобы… извиниться. Я виноват перед вами всеми! Виноват! — с упоением пропел он, демонстративно бия себя в грудь. — Но есть нечто высшее, управляющее моими поступками, и эта высшая сила заставляет меня делать то, что я делаю. Я не знаю, простите ли вы меня, да это и неважно. Главное, Я попросил у вас прощения, попросил сегодня, в этот знаменательный, я не побоюсь этого слова, великий день. Не все понимают меня сейчас, но один из вас понимает так, как никто, правда? Потому что наша встреча сегодня… этот разговор, который еще далеко не закончен…
«Он меня, что ли, имеет в виду? — зло подумала Вика. — Да, он, похоже, еще далеко не закончил свое гнусное дело. Чтоб его черти взяли, чтоб он сдох, зараза!»
Она машинально обвела взглядом соседей и отметила про себя, что у них сейчас очень интересные лица, выражения которых можно использовать для героев следующего спектакля. Галина Николаевна сжала губы в тонкую нитку, умудрившись при этом растянуть их в подобие улыбки. Таша остановившимся взором смотрит выше голов. Глаза Дашеньки округлились в искреннем удивлении, детский лобик наморщен в усилии понять, о чем идет речь. Денис набычился и сжал кулаки, а Кирилл застыл в ледяной неподвижности, словно статуя. Сосновцев, похоже, до предела чем-то возмущен, ему стало не до Марины, а она, кстати, аж подалась вперед, нервно вслушиваясь. Тамара Петровна не скрывает ненависти и горя, и даже Обалдевший поклонник — его зовут Игорь Витальевич — преобразился, сквозь привычную бесцветность проступил легкий налет индивидуальности.