Она читала на ночь

Солнцева Наталья

Он сел в глубокое кресло и стал следить за золотыми рыбками, которые лениво шевелили плавниками. Нехорошее предчувствие заставило его несколько раз посмотреть на часы. Была уже половина второго…

– Господина Якимовича нигде нет, – доложил охранник, растерянно улыбаясь.

Вадик, как и вся обслуга, знал, что шеф терпеть не может разгильдяйства и необязательности. Разозлившись на Андрона, он может всыпать любому, кто подвернется под руку. Для острастки. Чтобы порядок знали.

– Я… ему звонил и по домашнему телефону, и на мобильный, – продолжал оправдываться охранник. – Никто не отвечает. М-может,

у бабы какой? Выпил… заснул…

– Я вам покажу «заснул», – тихим, сладким голосом сказал Шахров. – Надолго запомните. Подгони машину к запасному выходу.

Вадик как ошпаренный кинулся выполнять приказание.

В целях безопасности и для удобства клиентов, которые желали приходить и уходить незамеченными, «Вавилон» имел несколько выходов. Шахров воспользовался одним из них, чтобы в клубе не знали, уезжал он или нет. Черный «мерседес» бесшумно подкатил к самым дверям. Густо посаженные молодые каштаны и отцветающие кусты сирени обдали Шахрова терпкими запахами, когда он садился в машину. Ехали молча.

Ночной Киев сиял огнями, над Днепром стояли крупные яркие звезды.

– Пойдешь со мной, – сказал Шахров Вадику, едва они остановились у дома, в котором жил Андрон.

Водитель остался в машине, хмуро глядя вслед идущим к подъезду хозяину с охранником. Ему отчего-то было не по себе. Душная летняя ночь смотрела на них желтым глазом низко висящей луны. Звезды казались невообразимо далекими, чужими и пугающими.

Тем временем Шахров с охранником остановились у двери Андрона. Было тихо.

– Ну, открывай, что ли… – небрежно приказал хозяин, скрывая нетерпение. Кодовый замок поддался без труда, и Вадик вошел первым. В квартире стояли запахи индийских благовоний, которые обожал Андрон; дверь в гостиную оказалась приоткрытой, там работал телевизор.

«Точно, напился и заснул, – подумал об Андроне охранник. – Он какой-то смурной ходил… все о чем-то задумывался. Ну, сейчас шеф ему задаст!»

Вадим, неслышно ступая, подошел к креслу, из-за спинки которого действительно виднелась голова Андрона, и заглянул ему в лицо. Глаза хозяина квартиры, вопреки ожиданиям, были широко открыты и непонимающе глядели на голубой экран. Вадик не сразу понял, что Андрон мертв.

Шахров молча ждал в прихожей, держа руку в кармане с «береттой». Тишина в квартире, нарушаемая шипением телевизора, действовала ему на нервы.

Вадик пантерой метнулся по комнатам, лоджиям, ванной и кухне. Везде было пусто. На окнах стояли решетки. Андрон был осторожен, как старый опытный волк. Что же случилось? Кто-то из своих?

– Ну, что там? – спросил Шахров, когда охранник, растерянно озираясь, подошел к нему.

– Андрона убили. Он там сидит… мертвый.

– Что?!

– Мертвый он, говорю…

– Пошли.

Они подошли к креслу, в котором сидел Андрон, и недоуменно уставились на него. Ни стреляных, ни ножевых ран, ни крови, ни следов удара на трупе видно не было. На первый взгляд, конечно.

– У тебя перчатки есть? – шепотом спросил Шахров.

– А как же.

– Осмотри его.

Вадик натянул перчатки и осторожно, тщательно осмотрел тело. Ран и ушибов действительно не оказалось. Не обнаружилось на теле и следов от укола шприцем.

– Черт! На отравление не похоже… – пробормотал охранник, оборачиваясь к шефу. – Не пойму я чего-то.

– Давно

он?

– Кажись, пару часов есть. Коченеть начал.

– От чего наступила смерть?

Егор Иванович знал, что Вадим закончил четыре курса мединститута, пока его не выгнали за драку.

Охранник задумчиво покачал головой.

– Я бы сказал… внезапная остановка сердца. Только ведь Андрон спортом занимался, никогда на здоровье не жаловался.

– Ладно. Идем отсюда. Утром сообщишь в милицию, анонимно. Посмотрим, что скажет эксперт. Не нравится мне все это!

Глава 2

Солнечный луч медленно подбирался к изголовью кровати, пока наконец не разбудил Иллариона Гусарова, писателя, непризнанного гения, которым он себя считал.

– Не мог бы ты, парень, придумать себе псевдоним поскромнее? – говорили ему режиссеры театров и киностудий, куда он приносил свои пьесы и сценарии.

– Это мои настоящие имя и фамилия! – обижался Илларион.

Он писал о молодежи, о ее мечтах, надеждах и разочарованиях, но, похоже, никого эта тема не интересовала. Пьесы и сценарии накапливались на полках в его рабочем кабинете, что, естественно, не улучшало желчный характер драматурга. Ему приходилось подрабатывать критическими статьями о театральных постановках, сюжетами для комиксов, кукольных спектаклей и прочей дребеденью. И вот наконец он нашел человека, согласившегося ставить его пьесы. Этим человеком оказался режиссер авангардного театра Эрнест Яковлевич Козленко, раздражительный и нервный мужчина средних лет, худой, жилистый, в маленьких круглых очках зеленого цвета, обладающий каким-то женским, но чрезвычайно громким голосом.

– Пожалуй, друг мой, – пищал Козленко, – я возьму этот ваш сценарий, но только с одним условием!

И тут он принимался перечислять, что и где Илларион должен переделать и подправить. Получалось, что переписывать надо было каждую сцену, дабы приспособить ее к вкусам режиссера. Илларион скрипел зубами от злости, но… делать было нечего, и он переписывал. В конце концов, ему нужно было приобретать имя в театральных кругах. А как это сделать, если твои пьесы никто не ставит? Тебя не знает театральный мир, тебя не знают зрители, критика о тебе не пишет, и ты пропадаешь в безвестности, губишь свой талант на корню! Так успокаивал себя Илларион Гусаров, работая над очередным авангардным спектаклем для Козленко. Впрочем, это мало помогало. Драматург ненавидел режиссера всеми фибрами своей души, он просто видеть его не мог без содрогания.

– А-а, Илик! – пронзительно визжал Козленко, встречаясь с писателем в коридорах театра. – Прекрасно выглядишь! Ты переделал тот диалог, о котором мы говорили?

Вдобавок ко всему, Эрнест Яковлевич придумал Гусарову эту дурацкую кличку – Илик! – которую тут же подхватили актеры, осветители, гримеры и прочий театральный люд. Они тоже взяли себе привычку обращаться к Иллариону с отвратительной фамильярностью. Илик! Это ж надо! Какой он им Илик, этим соплякам и бездарям! Возомнили себя великими артистами, а сами двигаются на сцене как заведенные куклы и играют насквозь фальшиво!