Она назначает жертву
Шрифт:
— С чего начнем? — как ни в чем не бывало полюбопытствовал свидетель, выдержал ледяной взгляд и качнул головой. — Понял. Я понял.
С убийцы и начнем. Значит, так. Три часа назад я шел по Комсомольской… Ты приезжий? Понял. Комсомольская перекрещивается с улицей Ленина. Ленин — это муж Крупской, скрывавшийся от российской прокуратуры в Швейцарии и в Лондоне.
— Может, все-таки я?.. — подал голос Сидельников, стоявший в десятке шагов, но увидел раздраженный взмах Лисина, отвернулся и пошел курить.
— Эти две улицы пересекаются как раз между прокуратурой, ГУВД, Домом журналиста и горисполкомом —
— Ты его хорошо запомнил, Виктор Пряхин?
— Он спрашивает, хорошо ли я его запомнил!..
— Сидельников, свидетель ваш!
Тела будут вывезены из здания через сорок минут. Еще через полтора часа криминалисты доложат московскому следователю, что работа закончена. В пять часов вечера окружной прокурор Тульский убудет к себе. Он ни разу не переговорит с Лисиным.
К восьми последние протоколы допросов свидетелей из числа прокурорских работников и гражданских лиц лягут на стол Лисина в кабинете Мартынова. Следователь прокуратуры, передавший информацию и допустивший появление в прокуратуре репортера, будет отправлен в краткосрочный отпуск без права выезда из Старооскольска.
В одиннадцать вечера центральная гостиница города с многообещающим названием «Княжий стан» приняла четырех сотрудников группы Лисина. Четвертым был Гасилов, прокурор отдела по надзору за соблюдением федерального законодательства.
Когда они подъезжали к отелю, он уже понимал, что дома теперь окажется нескоро, и вдруг пояснил:
— Переименовали. До девяностого года называлась «Старооскольская».
— Оригинальное название, — заметил Лисин, прищелкнув пальцами. — Сколько фантазии, настоящего лоска. А что в девяностом-то случилось?
— Запах перемен пошел, — подумав, нашел подходящий ответ Гасилов. — Кстати, у вас там с названиями гостиниц тоже, кажется, проблемы?
— Неправда. У нас их сносят, не переименовывая.
Глава 4
Ночь прошла как короткий сон уставшего человека, без воспоминаний, тяжелого осадка и тревоги. Просто прошла. Как дождь. Вот он внезапно начался, залил тротуары и сбил с деревьев сухие сучки. Спустя всего десять минут вода ушла, и осталась лишь свежесть, напоминающая о дожде, как о короткой ночи. Еще через минуту забудутся и дождь, и ночь.
— Сколько в городе районов?
— Четыре. — Гасилов успел съездить в больницу на перевязку и теперь чувствовал себя весьма неуютно.
Рану зондировали, чистили, но это было не самое неприятное. Особенно гадким оказалось обещание врачей делать это каждый день в течение недели.
— Значит, четыре
Кабинет Мартынова важняк решил более не занимать. Психологический эффект был уже произведен, мешать же работе прокурора города следователь комитета не намеревался. Штаб своей группы Лисин разместил в кабинете на втором этаже прокуратуры. Сначала он согласился на тот, откуда был изгнан продажный следователь, но утром отказался, сославшись на отсутствие подключения к Интернету.
Настоящая же причина была куда более тривиальной. Ему почему-то без всяких видимых оснований расхотелось пользоваться кабинетом, предложенным накануне. Он знал, что данное помещение на всю ночь останется без его присмотра. С этого момента в кабинете постоянно находился кто-то из тех, кого он привез из Москвы, — Сидельников либо Юштин.
Сидельников, как и обещал, накануне сумел раскрутить старичка Пряхина, и без того разговорчивого. Теперь в распоряжении Лисина имелся уже третий вариант словесного портрета предполагаемого преступника. Снова совпали коричневые туфли, черные брюки и куртка того же цвета.
Старик упоминал что-то о черном свитере и таких же перчатках, но, по мнению Гасилова, это было уже чересчур. Если человек одет в черное от шапки до носков и трусов, то это тоже особая примета. Если бы речь шла о преступлении, совершаемом ночью, то данное описание вряд ли вызвало бы неприятие. Но среди бела дня рядиться по принципу спецназа ГРУ не просто рискованно. Это глупо.
Остались и голубые глаза, которым дедок, знавший фамилию жены Ленина, придал особую значимость. «Я бы назвал их синими, но вы решите, что я был нетрезв».
Словом, у Лисина не было ничего, что позволило бы ему описать кому-то предполагаемого преступника и услышать: «Я знаю этого человека». Кровь с лица можно смыть, через пятнадцать минут после убийства переодеться в светлое, сменить коричневые туфли на красные, надеть очки, взять в руки футляр от скрипки, сесть на лавку перед зданием городской прокуратуры и голубыми глазами смотреть на суету, происходящую на крыльце с белыми колоннами. Никто не подойдет и не скажет: «Товарищ, у вас голубые глаза. Вы-то нам и нужны».
— Это уже кое-что, — пожевав губами, констатировал следователь. — Сколько жителей в Старооскольске? Что говорит нам об этом бессмертная организация, именуемая статистическим управлением, Гасилов?
— Сорок три тысячи. — Тот подумал и добавил: — Это по данным переписи десятого года. Сейчас, наверное, сорок четыре.
— Произведем небольшие подсчеты, руководствуясь другой статистикой. — Лисин вооружился «Паркером», стал черкать на чужом календаре цифры, и по лицу его было видно, что он издевался над собой и остальными членами его бригады. — Людей с карими глазами на планете — треть. Столько же с зелеными и серыми. Таким образом, всего за один день присутствия в Старооскольске мы выяснили, что двадцать девять тысяч триста тридцать четыре жителя города можно смело исключать из числа подозреваемых. А вы считаете дело безнадежным!..