Она просто сказала «Да»

Огнева-Сальвони Татьяна

– Ты чего! Я не буду!

– Да ладно! От него же никакого вреда, его даже Фрейд прописывал своим пациентам, как лечение от насморка!

– У меня нет насморка.

– Ой, смешная! К этому сразу не привыкают. Так что можешь спокойно пробовать, эффект длится 30 минут, но это будут лучшие полчаса в твоей жизни. Давай, детка, это вкусно!

За другими столиками модно одетые люди с белозубыми улыбками весело выравнивали белые дорожки пластиковыми карточками. Такие радостные светлые лица обычно встречаются на рекламных плакатах. Мне было и страшно, и интересно. Если это для всех нормально, почему бы и нет?

Рома повернулся, тоже невероятно веселый, в порыве

чувств обнял и поцеловал.

– Ах ты моя заинька! Девочка моя!

– Рома, прикинь, твоя заинька боится припудрить свой чудный носик! Ха-ха! Я знаю девушек, которых стоит разбудить среди ночи и сказать: «Хочешь?» Она примчится в пеньюаре первой же попуткой и спросит: «А что надо сделать взамен, кого убить, с кем переспать?»

– Тимур, ну вообще-то, я не хочу стать такой девушкой, которая за дозу белого порошка готова убивать!

Рома, услышав это, расхохотался так, будто услышал что-то очень смешное и разлил себе на джинсы виски из бокала.

– Ой, да не слушай ты его! Это он тебя специально пугает! Нет у него девушек, он вообще мужиков предпочитает! Меня недавно в офисе поймал, чуть не изнасиловал, скотина!

Тимур засмеялся в ответ на эту дурацкую шутку еще громче, чем Рома, потом сложил губы уточкой и стал делать Роме козу:

– Уси-пуси, ненаглядный мой! – заговорил он манерным голосом. – Сладкий мой перчик, иди ко мне!

– Ребята, у вас тут похоже и в самом деле все серьезно.

Оба расхохотались в унисон.

– Пойду-ка я джинсы за-астираю, как говорит моя мамочка! А то пятно будет. И не ходить за мной, гадкий мальчишка! Пра-а-ативный! – сказал Рома.

– Конечно, пойду! Когда ж еще смогу насладиться видом твоей волосатой задницы!

– Ну вы и дураки!

Когда Рома ушел, слегка покачиваясь и продолжая хохотать, Тимур начал выравнивать дорожки на столике прямо напротив меня.

– Это тебе, лапуля. Смотри, как надо.

И втянул носом. Как-то странно крякнул, дернул головой:

– Хорошо-о! Теперь ты! Смелее, детка.

Я взяла из его рук скрученную купюру. С первого раза вдохнуть не удалось, только дорожка распылилась по всей поверхности. Тимур бережно все собрал и выровнял снова. Со второго раза получилось. Вдохнуть. Выдыхала я целую вечность!

Медленно, по молекулам выдыхала воздух и разговаривала с каждой молекулой, и они со мной:

– Здравствуйте, королева! Наше вам почтение!

Не знаю, сколько времени я смотрела на свою коленку, понимая, как она божественна. До меня дошел весь смысл бытия. Я здесь главная. Я повернула лицо к Тимуру и он был прекрасен. Я повернула лицо к Роме, который давно вернулся с мокрым пятном на джинсах. Он был прекрасен. В самой моей сущности расцветал цветок счастья, каждый нейрон напрягся и сказал «Я чувствую, я существую!» Я повернулась к Тимуру и обняла его. Его рука заскользила по моей божественной королевской коленке прямо под платье и это было совершенно логично. Каждая клеточка отозвалась на его прикосновение радостью. Мое тело, молекулы воздуха вокруг – все разговаривало со мной и рассказывало о том, какой сказочный мир, какие чудесные люди и какая хорошая музыка.

Я отдавала себе полностью отчет во всем происходящем, просто я вдруг стала счастливая.

Я поцеловала Тимура. Я давно же этого хотела, но боялась себе в этом признаться. Потом повернулась к Роме и поцеловала его. Потом мы пошли танцевать с Тимуром, но пройдя мимо танцпола, попали в какую-то комнату с плотными шторами, а за нами зашел Рома и закрыл дверь. И дальше я помню отрывками, только ощущения и яркие детали. Мы занялись любовью. Со стороны это, возможно,

выглядело как-то иначе. А я же испытывала оргазмы раз за разом, мне открывались новые миры и измерения. Я видела, как зеленые человечки залетают в черные дыры, вылетают из белых в другом пространстве и путешествуют во времени. Как светят звезды, а квантовые струны играют на моем теле такие мелодии, что Моцарту и не снились. Меня ничего не смущало. Дело было в кокаине, белом порошке. Все виделось сквозь мутную пленку счастья, припорошенную белым. Казалось, что этот порошок был везде, везде. Я только говорила, как заведенная: «Да-да, еще! Как же я тебя люблю!» И Роме, и Тимуру. И Тимуру, и Роме. И если бы в этот момент пришла еще толпа Тимуров и Ром, я каждому сказала бы то же самое. Я никогда и никого так не любила в жизни, как в тот вечер.

Вероятно, после этого я окончательно разучилась любить.

Пробуждение было первой платой за химическую радость. Оно было ужасным.

Семь утра, кровать в квартире Ромы.

Он рядом, спит.

Серое свинцовое небо, освещенное тупым, серо-зеленым солнцем в окне, голова пульсирует красным, а внутри – полная опустошенность, раздражение, горькая желчь, злость, невыносимость бытия. Они пульсировали в каждой клеточке, где еще недавно плескалось счастье.

Я ненавидела все! ВСЕ!

На столике лежал телефон Ромы, я нажала на кнопку и… как кадры из кинохроники перед глазами побежали дергающиеся картинки вчерашней оргии. Они это еще на телефон снимали! А все эти звуки, звуки – невыносимо! В живот расплавленным терминатором вплывал чудовищный стыд и новая жажда мести. Я понимала, что меня опять использовали. Я понимала, что назад пути нет. Я чувствовала себя на самом дне, самой глупой, самой отвратительной, самой грязной дрянью на свете.

Слева лежал вонючий боров, который лучше бы убил себя той хрустальной русалкой, которая когда-то держала столешницу перед диваном в его гостиной. Он разбил меня и мою душу так же, как ту русалку.

Я поднялась с постели, голая, бледная, поникшая. Прошла в ванную и посмотрела на себя. С черными кругами под глазами. Тусклой кожей. Некрасивая, маленькая, отвратительная, серая дрянь. Я сказала себе, что больше я в эту квартиру, к этому Роме не приду. Я не смогу смотреть в глаза человеку, который предал меня дважды, прикрываясь словами о неземной любви. Даже за очень большие деньги. Пусть будут другие Ромы, только не этот.

Часть 2. Любимая напрокат

…Есть только два вида людей – те, кто говорит Богу: «Да будет воля твоя», и те, кому Бог говорит: «Да будет твоя воля». Все, кто в аду, сами его выбрали.

Сэр Клайв Стейплз Льюис, «Great Divorce»

Философский камень

Пытаюсь себя оправдать, говоришь? Переложить ответственность на плечи других. Вероятно. Как-то жестко это. Не знаю. Да, во многом это мой выбор. Слушай, Юля, ты вот только не лезь в душу с этой ответственностью! Выбор у меня был, но его не было, одновременно! Понимаешь, о чем я!? Да какая травма? О какой травме ты все время талдычишь, чего ты ее ищешь? В таком ракурсе все мое детство – одна сплошная детская травма. Нет, просто жизнь обычных людей оказалась не для меня. Я же пробовала, пыталась. Я же все-таки пошла учиться, думала, что еще смогу войти в колею человека нормального.