Она уходит со мной
Шрифт:
Глава 3.1
Вероника
Выжатая, как лимон, я смотрела на спящего брата и думала, что делать дальше. Сколько я смогу блефовать? Срочно нужно найти работу, только вот в нашем городишке даже место за кассой было сродни восьмому чуду света.
Услышав в глубине квартиры шум воды, я посмотрела на пересечённой давнишней трещиной дисплей телефона. Три минуты седьмого.
— Псих грёбаный, — шепнула себе под нос.
Платон вздохнул во сне. В отличие от меня, он крепко спал уже несколько часов. Весь остаток ночи, которую я провела, надраивая полы и стоя у плиты, чтобы успеть вовремя.
— Если бы вы только были живы… — прошептала я, не сводя с брата взгляда.
Он был точной копией отца. Тот же разрез глаз, та же улыбка. Почему-то папу я помнила лучше, чем маму. Но какое это теперь имело значение? Родителей нет. Всё, что у меня осталось — Платон. И я должна сделать так, чтобы с ним всё было в порядке.
Выйдя в коридор, я наткнулась на Германа.
— Ты что делаешь? — хотела выхватить у него шарф. Вся моя одежда валялась на полу рядом с мусорными пакетами.
Герман жёстко перехватил мою руку за локоть.
— Это мои вещи!
— От твоих вещей прёт бензином, — шарф полетел к остальному.
— И что? Других у меня нет!
— Это уже не мои проблемы. Выбирай. Либо ты остаёшься со своими тряпками по ту сторону двери, либо без них тут.
Он понимал, что деваться мне некуда.
— У меня нет других вещей, — повторила я в бессильной злости.
Ответом он меня не удостоил. Толкнул от себя к входной двери. Я запнулась о собственную куртку. Ударилась локтем и поморщилась. После моего фееричного падения на стол в клубе на руке выступил синяк размером с ладонь. Даже сгибать её было больно.
— Я всё постираю! — крикнула Герману в спину.
Его чёрные волосы были влажными, под бронзовой кожей перекатывались мышцы, на правом плече красовалась татуировка, разглядеть которую я не смогла. В воздухе остался запах свежести и мужского шампуня.
— Ты меня слышал?! — сбросив оцепенение, я догнала его и схватила за руку.
Он остановился. Резко посмотрел на меня, и пальцы мои сами собой разжались. Инстинктивно я сделала шаг назад.
— Я всё постираю, — выдавила снова.
Герман пренебрежительно скривил уголок губ и, ничего не ответив, прошёл в кухню. Включил кофемашину. Я плелась следом за ним, не зная, что говорить и делать.
— Я всё помыла, — нервно заговорила я. Рядом с ним моё самообладание таяло льдинкой на солнце. — Почистила ванную и…
— Я не слепой, — грубо оборвал он меня.
Под его пригвождающим взглядом я почувствовала себя жалкой. Жалкой стала даже моя злость. Грудь его покрывали колечки волос, вниз от пупка уходила тёмная шелковистая дорожка. Медленно я подняла глаза обратно к его лицу. Он не усмехался. Ни малейшего намёка на усмешку, только чёрная пожирающая тьма в глазах.
— Если хочешь, можешь позавтракать со мной, — сдержанно сказал он.
Я кивнула. Беря из сушилки чашку, заметила, что у меня дрожат пальцы.
Неожиданно Герман подошёл совсем близко. Встал прямо позади. Чашка выскользнула из рук и, со звоном упав в раковину, разлетелась на осколки.
— И это ты тоже отработаешь, девочка, — его ладонь легла на моё бедро. Двумя пальцами он провёл к ягодице, потом обратно. Вжав меня в раковину, поднял руку выше. Я подалась было в бок и тут же оказалась в капкане.
— Ты на что рассчитывала? — его голос зазвучал прямо над ухом. Тихий, вкрадчивый. — Что будет, как ты себе придумала, Ника? Не будет. Будет так, как скажу я.
Я проглотила вставший в горле ком. Снова попыталась вывернуться. Он прижался ко мне, и его затвердевший член упёрся в меня. Коленки задрожали, воздуха перестало хватать. Склонившись, Герман провёл носом по ушной раковине и шумно втянул воздух носом. Ещё секунда, и его руки исчезли. Я вцепилась в край раковины, боясь, что, если отойду хоть на шаг, упаду.
— Накрывай на стол.
Он держал в руках чашку с кофе. Поднёс ко рту, сделал глоток.
Ни намёка на то, что было только что. Разве что выпирающий в районе паха бугор, не имеющий никакого отношения конкретно ко мне. Это было понятно по равнодушному, почти что скучающему выражению его лица.
Меня же потряхивало. На автомате я вытащила две тарелки, взяла новую чашку. Взгляд наткнулся на осколки.
— Сколько ты отдал моему брату? — не узнала собственный голос.
— Это имеет значение?
— Имеет. Я всё тебе отдам.
Он зловеще усмехнулся.
— Попробуй.
— Я всё тебе отдам! — чуть повысила голос. — Сколько?
— Твоему брату — пятнадцать тысяч. Хотя… Шестнадцать, — усмешка осталась только на кончиках дьявольски изогнутых губ.
Шестнадцать тысяч. Для меня это были большие деньги. После смерти родителей на нас с Платоном платилось пособие, но ни копейки из него я не видела. Всё, как опекун, забирал Лёня.
— Я отдам тебе эти шестнадцать тысяч, — немного пришла я в себя. Решительно взяла блюдо с оладьями и, поставив на стол, прямо посмотрела на Германа. — Не думай, что меня можно купить. Твои шестнадцать тысяч…
— Тридцать две.
Я осеклась. Он снова поднёс чашку к губам.
— За ночь набежали проценты, Ника.
— Какие ещё проценты?! — ощущение было, что меня швырнули в бассейн с колотым льдом.
— Каждый день сумма будет увеличиваться вдвое. Завтра твои тридцать две тысячи превратятся в шестьдесят четыре. Послезавтра в сто двадцать восемь.
Я схватила ртом воздух. В голове зашумело. Герман снял с блюда крышку и, сложив верхний оладышек пополам, обмакнул в пиалу со сгущённым молоком. Присел на подоконник.