Шрифт:
Френсис сидела в яблоневом соду в ожидании. Она томилась в нем с самого утра смакуя трепет и легкий спазм в низу живота от предстоящей поездки, все готовились отпраздновать ее торжество, и она это чувствовала. Мать, которая так привыкла держаться весьма сдержанно и жеманно теперь не поспевала ко времени, которое сообщила мужу как время их прибытия в славную деревушку на окраине города. Во круг суетились слуги, в их маленькую машину пытались поместить половину дома загружая вещи более ценные в багажник, а другие закрепляя в корзину с верху машины. По правде сказать, в семье Дюжаль не было не ценных вещей, но чем-то пришлось пожертвовать. Как сказала служанка со слишком вычурным именем для своего статуса «Мисс, я постаралась упаковать вещи так, чтобы они не пропитались выхлопными газами от автомобиля, но я не могу
«Доес, прекрати суетиться, ты выглядишь глупо» – громко так чтобы это услышала ее дочь сказала бабушка. Она была права, на фоне этой спокойной фигуры в силуэте которой невозможно было понять ее почтенный возраст спешащая мать выглядела глупо и чересчур озабоченно.
Вел машину единственный водитель, которого они не отпустили в отпуск зная какое важное мероприятие им предстоит. Отсутствие у него собственных детей и большая любовь к единственной дочери Доес позволяли семье Дюжель можно сказать слегка перегибать палку в его графике. Так или иначе он действительно любил уже весьма повзрослевшую юную леди как свою собственную дочь и именно из-за этого все утро настаивал на том, чтобы в честь своего праздника ей разрешили сидеть на переднем сиденье. В итоге на удивление и водителю и всей группе слуг разрешение дала Бабушка. Она не произнесла четкого ответа, а просто слегка махнула рукой в сторону машины, когда Жак в очередной раз спросил, где может расположиться ее внучка.
Анджела де Дюжаль знала, что родная дочь настолько тревожная и беспокойная натура, что не даст поехать в тишине. Так что она намеривалась хотя бы раз в пол часа смотреть на Доес своим фирменным усталым взглядом. Но та видимо уже знала тактику своей матери и специально садилась на переднее сиденье, что дамам делать не следует, и говорила без устали. Именно поэтому в честь предстоящего праздника Френсис любовалась видом дороги с переднего сиденья пока ее мать пыталась разбавить дорогу весьма неуместными темами разговора, особенно когда в машине за рулем находился не ее супруг, а водитель.
Дорога в 4 с четвертью часа показалась вполне легкой и интересной только для Жака и Френсис. Весь путь они обсуждали проезжающие мимо автомобили и людей в них гадая куда они едут, кем он могут работать. А на заправке пару раз попытались обсудить ссору молодой пары, которая развернулась у них прямо на глазах в тот момент, когда все решили размять ноги постояв у машины. Диалог о том, кто прав в ссоре юных людей прервала бабушка, ведь в разговор вступила Доес. Она не могла простить своей дочери такую болтливость. Жак, по ее мнению, был обычным хорошим работником и разговоры для него пустяковое дело, он мог чесать языком о чем угодно пока это ее не раздражало, внучка, которая через пару дней становилась 16летней леди могла себе такое позволить так как что с нее было взять если воспитана та была не ей. Анджела де Дюжаль лишь единожды написала письмо дочери чтобы та приезжала с внучкой чаще чем раз в год потому, что уже невооруженным глазом только потому как та сидит было видно ее небрежное воспитание. «Что с нее взять, кровь не наша вот и результат» – всю дорогу думала про внучку женщина пока машина наконец не прибыла по месту назначения в маленькую, но весьма симпатичную деревню.
По сравнению с поместьем Дюжаль этот домик выглядел весьма скудно, и скорее по мнению слуг походил на обычный, чуть увеличенный в размерах загородный домик, чем на поместье, в котором они ежедневно наводили звенящую чистоту.
Джон лежал на большом диване в ожидании любимой дочери и не менее прелестной супруги, которых он не видел около двух недель. От него пахло хорошим вином сделанным соседом, а также угадывался вполне стандартный для него легкий запах скошенного сена и пота. Он явно устал, помогая матери по хозяйству и теперь все ближайшие дни сделав работу наперед намеревался только с блаженной улыбкой дегустировать бутылку за бутылкой, а по вечерам закрываться с женой в уютной спальне. Единственный кто мог ему помешать это свекровь, которая желала наконец поговорить с Джоном о том, чтобы забрать внучку к себе в поместье на год, что он как добрый отец и весьма своенравный зять не мог допустить и даже этого разговора намеривался избегать.
Его мать Жаклин была доброй и набожной женщиной поэтому несмотря на их личный конкурс «Кто же лучшая бабушка для Френсис» она встретила Анджелу де Дюжаль удивительно вежливо предложив ей лучшую спальню в доме. Свою невестку к которой она начала испытывать даже нечто похожее на материнскую любовь она встретила долгими расспросами о том, как они добрались и не произошло ли что-то интересное по дороге. Былая роскошь этого дома успокаивала сердца каждого из присутствующих и только слуги нервно бегали от машины до комнаты госпожи Анджелы чтобы перенести неумеренный багаж в целости и сохранности.
«Дорогая Жаклин, неужели твои слуги всегда ходят так по дому. Я наслышана о легких нравах, но юбки, едва закрывающие колено – это невразумительно, ты разве не согласна?» – Сказала та и мягко села у окна наблюдая за работой молодых девушек.
«Не нахожу в этом ничего зазорного. Даже напротив если им так удобно, то пожалуйста. Главное, чтобы работали достойно и не воровали» – Укол со стороны пожилой Жаклин считался моментально. Ведь она уже была наслышана о том, как много прошлая гувернантка украла из шикарного поместья Дюжаль.
«Предлагаю перейти в обеденную и обсудить предстоящий праздник там.» – Громко с попыткой повернуть на себя внимание произнес Джон все еще обнимая жену, которая была явно воодушевлена и жаждала наконец сесть за стол.
Анджела дэ Дюжаль весь ужин была в шоке от находившейся под столом собаки, которая гордо сидела у ног хозяйки дома постоянно прося добавки зная, что ей не откажут. Женщина такого статуса не могла и представить себе, что проведет ближайшую неделю почти как деревенская особа и была слегка озадачена тем, какие дорогие платья она взяла с собой для повседневной носки. Жаклин же напротив с большим энтузиазмом вместе с Доес обсуждала как накрыть стол, кого можно позвать на праздничный ужин и кого звать точно не стоит, ведь половина сплетен уже были рассказаны друг другу в письмах.
Джон с Френсис не на шутку начал спорить прямо за столом о том, как расположить гостей и с кем ей как имениннице следует сидеть.
«Отец, ты не понимаешь. Я очень давно не видела его, я так скучала. Сирил ведь мой единственный друг в этом месте. Он и только он должен сидеть рядом!» – Френсис начинала злиться, ибо отец на отрез отказывался принимать ее точку зрения, хотя обычно он был крайне мил и мягкосердечен.
«Это ты Френсис не понимаешь. Нет ничего важнее чем семья и ты просто обязана порадовать нас и посидеть с нами весь ужин. На следующее утро можешь встретиться с кем захочешь, но в день праздника будь добра соблюдать хоть какие-то нормы.» – Джон явно старался играть в строгого отца при теще. Он уже знал, что та непременно после ужина подойдет к нему с заявлениями о плохом воспитании и предложит забрать внучку в свое поместье на время. К сожалению, на Анджелу это не произвело должного впечатления, она уже при входе в дом заметила его пылающие от вина щеки и воспринимала его строгость скорее, как помутнение от пьянства и мужскую прихоть.
«Папа, пожалуйста, я больше ничего не прошу. Я ведь и так проведу с вам всю неделю.» – Она уже понимала, что на отца дальше давить не стоит, но странное выражение его лица будто говорило «я не хотел» и она последний раз попыталась его убедить, посмотрев на его ответный взгляд «ну пожалуйста».
«Я сказал нет, разговор закрыт.» – Натужно грубым тоном более пьяно сказал он и повернулся к жене, которая от уже 20 минут обсуждала со свекровью соседку которую терпеть не могла.
Возможно, эта трапеза длилась бы еще час если бы не Анджела вставшая из-за стола сказавшая скудное «спасибо» и не ушедшая спать в свою забитую вещами спальню. После ее ухода все замолчали и в столовой веяло теперь неловкостью, а легкий шлейф ее призрения почувствовали на себе все. Несмотря на уже скромное по меркам семьи Дюжаль состояние Анджелла держалась крайне строго и тщательно оберегала все рамки, которые выстроила себе за долгие годы буржуазного стиля жизни и от того от нее веяло холодом и деньгами.