Они не поверили (Дикий пляж)
Шрифт:
— Хотели? — Семен взял стакан и посмотрел сквозь него на тусклую лампочку, освещавшую каморку. — А все про того парня спрашивали, из 45-й квартиры. Помнишь, Димка Стропов?
Уборщица, соглашаясь, кивнула.
— Давай, чтоб парень нашелся… — негромко проговорил слесарь и выпил. Лицо его еще больше раскраснелось.
— Семен, ты чевойт торопишься куда, а? — недовольно спросила женщина. — Я так быстро не могу… Так его не нашли, што ли? Димку-то?
— Нет. И не найдут. — Слесарь выудил из мутной банки соленый огурец и захрустел им.
— Это почему? — Рука со стаканом замерла в сантиметре от разинутого рта толстухи.
Мужчина усмехнулся и стряхнул пепел с папиросы:
— Ты выпей, а то по трезвости испужаешься.
Уборщица вздохнула и залпом выпила. Поморщилась, замахала перед ртом руками:
— Ох и злющая… Рассказывай. — Она требовательно посмотрела на Семена.
— А чего рассказывать-то, — пробурчал тот. Он все постукивал ногтем указательного пальца по папиросе, хотя уже было явно видно, что пепла на ней нет. — Зовет меня значит, Максимовна, мол, боюсь, дверь у меня там изнутри заперта, а там сын вроде… Ну, я инструмент взял и за ней. Дверь открыл быстро — там замок неважнецкий.
Язык Семена постепенно заплетался все больше. Нетвердой рукой он разлил остатки водки по стаканам. Толстуха жадно слушала, приоткрыв рот.
— Входим, значит, в квартиру, и чувствую — вонь стоит, будто во всем доме стояки прорвало. Только в ихней квартире с канализацией все в порядке. Я однажды там ремонтировал шаровой кран…
— Семен, да что ты все про трубы свои, будь они неладны? — не выдержала женщина. — Ты давай говори, что дальше-то было.
Слесарь поднял стакан и зачем-то понюхал его.
— А дальше, Васильевна, я вот что тебе скажу. Только смотри, не скажи кому, а то я тебя в канализации утоплю! — пригрозил он.
— Вот те крест, — быстро перекрестилась толстуха.
Семен строго глядел на нее покрасневшими глазами.
— Ну ладно, — смягчился он. — Димки там не было, это знаешь и ты. Другое странно. Приехала мать его, Максимовна. Она облазила все углы и сказала, что вещи парня на месте.
— И чево? — округлившимися глазами смотрела на слесаря уборщица.
— Чего-чего… А того, что не мог он без порток на улицу выйти, даже если по трубе водосточной, понятно?
— Ох, Семен, — прошептала она.
— Вот тебе и Семен. Но и это не главное, Васильевна. В коридоре мы с Максимовной увидели следы. Будто кто по грязи босым лазил, а потом в квартиру пришлепал.
— Господи, чьи следы-то? — побледнев, спросила женщина, отодвигаясь назад.
— Не знаю, — слесарь задумчиво покрутил пожелтевший от никотина ус. — Похожи на девичьи, такие узенькие, аккуратненькие… Я говорю Максимовне: «Не надо вытирать, пущай милиция разбирается», а она: «Нет, не могу, когда в доме грязно!», а у самой лицо белое, губы трясутся, того и гляди заплачет. Вот так! — С этими словами Семен опрокинул в себя остатки водки.
— Господи, спаси и сохрани, — снова перекрестилась женщина.
— Васильевна, — с трудом ворочая языком, пробормотал слесарь. — Ты обещала молчать. — Он икнул и взял корку хлеба. — Смотри, коли расскажешь кому.
— Семен, да я ж… Клянусь богом! — обиженно сказала толстуха.
— Максимовну жаль, хотя она в последнее время малость того… А журналюг этих терпеть не могу, проклятых, — осоловелым голосом произнес Семен. — Ни хрена им не скажу, пусть хоть режут…
Они помолчали.
— Ну… пойдем, што ли, Семен, — поднимаясь, закряхтела женщина. Несмотря на тучность, она ловко убрала со стола.
Они вышли наружу, с удовольствием вдыхая ночной воздух. На чистом небе засиял тоненький серп месяца.
— Хорошо-то как, а? — вырвалось у женщины.
Семен ничего не ответил. Поддерживая друг друга, они обнялись, как влюбленные, и поплелись прочь, любуясь ночным небом.