Они писали на глине
Шрифт:
Мертвый город! Я бывал в Помпеях и Остии, бродил но пустым коридорам Палатина. Но те города не мертвы; они лишь временно покинуты жителями. В них еще слышится шум жизни, и жизнь кипит вокруг них. Они — лишь ступень в развитии той цивилизации, которой они отдали себя и которая продолжается рядом с ними.
Здесь же настоящая смерть. Ни единой стоящей колонны или арки, которая служила бы доказательством долговечности дел человеческих. Все рассыпалось о прах. Даже храмовая башня, самое внушительное из всех древних сооружений, и та совершенно потеряла свой первоначальный облик. Где теперь ее семь ступеней? Где широкая лестница, что вела на вершину? Где святилище, венчавшее башню? Ничего этого нет, глиняный холм — все, что осталось от миллионов ее кирпичей. На самом верху уцелели следы стен, но и они потеряли
У меня под ногами норы, вырытые лисами и шакалами. По ночам, когда они крадучись выходят из своих логовищ и отправляются на нелегкие поиски пропитания, их силуэты можно различить на фоне неба. Сегодня они, должно быть, чуют меня и остаются в своих убежищах, вероятно, удивляясь присутствию чужестранца, явившегося нарушить их покой. Холм усеян костями, свидетельствами их ночной охоты.
Становится совсем темно; жалобная песнь араба смолкла. Ничто не нарушает мертвой тишины. Тьма поглотила Куту и Вавилон. Вдали зажглись огоньки; я могу различить огни деревушки, где живут «дружественные» арабы, работающие у нас на раскопках. Дальше лежит лагерь бедуинов, которых здесь считают врагами. Но я пользовался их гостеприимством, пил с ними кофе, сваренный на грязной воде и поданный в ни разу не мытых чашках, и не могу назвать их врагами. Они были столь доверчивы, что даже позволяли мне фотографировать себя, — любезность, которую бедуины пустыни редко кому оказывают: кто знает, а вдруг фотографии будут использованы для черной магии? Поэтому они мои друзья, друзья настолько, насколько они могут быть друзьями чужеземца и неверного.
Вот раздался вой шакала, в нем и плач и угроза. Все собаки из арабской деревни немедленно приняли вызов, и на какое-то время тишина нарушена.
Наступила ночь. Чтобы избежать опасности свалиться в какую-нибудь траншею, следовало бы немедленно спуститься с холма. Но странное очарование удерживает меня. Хочется понять причину всего этого запустения. Почему должен был исчезнуть с лица земли процветающий город? Исполнение ли пророческого проклятия превратило величественный храм в логово шакалов? Объясняется ли это поступками живших здесь людей или неизбежная судьба человечества в том, что все цивилизации, достигнув вершины, гибнут? И что мы делаем здесь, стараясь вырвать у прошлого его тайны, тогда как мы сами и наши достижения, возможно, станут объектом поисков для людей грядущего?
Пора спускаться. Луна еще не поднялась, и если б, часто навещая это место, я не запомнил дорогу, спуск был бы действительно опасным. Я все еще погружен в свои раздумья, и не хочется нарушать течение мыслей, возвращаясь к товарищам. Я бреду по равнине к еще не тронутым руинам древнего города. Почва мягкая, вся из отложений прошедших веков, и временами нога уходит в нее по щиколотку. Обиталища древних, с их тайнами и могилами, мирно спали здесь в течение тысячелетий. Через несколько месяцев, а быть может, через несколько дней земля тут будет изрыта траншеями, как поле сражения. И покой мертвых будет потревожен безумными поисками каких-то надписей и других следов прошлого…
Глава первая
ОХОТА ЗА СОКРОВИЩАМИ
Мыслящего человека всегда интересовало его прошлое. Археология, наука, изучающая прошлое человеческого общества по памятникам материальной культуры, уже давно помогает нам лучше понимать наше прошлое эпохи классической античности. За последние сто лет, однако, стали известны культуры более древние и в некоторых отношениях более блистательные, чем культуры Греции и Рима. Для многих людей центром этих ранних культур представляется Египет, так как проводившиеся там раскопки привели к столь удивительным открытиям, что само слово «археология» немедленно вызывает в памяти впечатляющие памятники этой страны. Замечательные находки в гробнице Тутанхамона до того поразили воображение публики, что в течение некоторого времени наши дамы носили украшения и наряды с узорами и сценами, скопированными со стен древних гробниц. Но и после того, как скарабеи и пестрые ткани вновь были преданы забвению, кое-что все-таки осталось. Никто не мог совсем забыть те тысячи рисунков и фотографий, что появились в книгах, журналах и газетах. Археология привлекла внимание самого широкого круга людей, и, к счастью для науки, интерес к ней с годами не уменьшается.
Но, хотя Тутанхамон и заслуживает больших похвал за то, что помог пробудить в мире интерес к нашей науке и понимание ее важности, он тем не менее способствовал укреплению одной порочной тенденции: важность археологических находок стала все более отождествляться с реальной стоимостью или художественной ценностью найденных предметов. Ученым не надо объяснять, что это ошибочный взгляд на вещи. План какого-нибудь сооружения, характерный узор или украшение скромного глиняного сосуда, несколько строк надписи, едва видимой на поверхности скалы или таблички, часто дают для науки больше, чем клад золотых или серебряных вещей. Однако вследствие неверной оценки результатов археологических раскопок некоторые из самых важных открытий, сделанных в Египте, прошли незамеченными для мира непосвященных.
Другим странам повезло еще меньше, и это прежде всего относится к древней колыбели цивилизации, расположенной в бассейне рек Тигра и Евфрата. Я просто не знаю места более благодатного для археологических исследований. «Богатые охотничьи угодья» для археолога-полевика, желающего, чтобы начатая им работа продолжалась и после его смерти, несомненно, расположены именно там. И тем не менее месопотамская археология «получает место на первых полосах газет» не так часто, как она того заслуживает. Правда, необыкновенные находки из гробниц Ура Халдейского привлекли значительное внимание. Внушительный шлем из чистого золота, превосходная филигранная работа на золотых кинжалах, уникальные головные украшения знатных шумерских дам и многие другие вещи — все они свидетельствуют об очень высоком развитии цивилизации, датируемой 3000 г. до н. э. — были воспроизведены в газетах и журналах. Огромный ассирийский «бык», которого мне удалось привезти из хорсабадского дворца Саргона в Чикагский университет, также получил причитающуюся ему долю внимания. Но и здесь акценты были расставлены неправильно. Чем больше я слышал высказываний и комментариев, тем больше убеждался в том, что лишь очень немногие имеют верное представление об истинной ценности результатов, получаемых от раскопок в Месопотамии.
Это объясняется тремя причинами. Прежде всего, ассириология — наука еще сравнительно молодая. А для того чтобы новые открытия из малопонятных научных книг и статей, где они впервые рассматриваются и обсуждаются, попали в легкодоступные общие работы по истории и искусствоведению, требуется немало времени. Далее, ассириологи, будучи целиком поглощены стоящими перед ними задачами, либо не считали нужным, либо были не в состоянии подробно и доходчиво рассказать миру о важности достигнутых ими результатов. И последнюю — по порядку, но отнюдь не по значимости — причину этой явно недостаточной информированности общества о нашей науке следует искать в специфике условий, существующих в самой стране.
Со временем первая из трудностей, молодость науки, автоматически отпадет. Ничто не может вечно оставаться молодым. Постепенно найдется и достаточное количество заслуживающих доверия представителей науки, которые смогут просто и ясно объяснить широкой публике значение того, что было ими сделано. Но последней трудности, проистекающей из местных условий, суждено остаться навсегда.
В Египте много камня, и великие фараоны использовали его для строительства храмов и пирамид, навеки сохранивших их имена. Даже если бы история Египта не была практически непрерывной, невозможно было бы не заметить этих напоминаний о существовавшей здесь некогда великой цивилизации.
В Месопотамии же камня почти нет. На севере страны встречаются некоторые разновидности гипса; только его ассирийские цари и использовали для украшения своих дворцов. Но это камень настолько плохого качества, что может растворяться в воде; какая-либо надпись или статуя под воздействием атмосферных условий быстро разрушается. На юге Месопотамии нет даже гипса. Поэтому древние вавилоняне высоко ценили каждый обломок камня, привозившегося издалека, и берегли его для изображений богов или для важнейших надписей. В качестве строительного материала они вынуждены были максимально использовать подручный материал — речную глину. В Библии сохранился рассказ об этом, основанный на достоверных фактах: