Они под запретом
Шрифт:
— Прости меня, пожалуйста. Мне без тебя так плохо… Вы ведь все — моя единственная семья… Ты мне гораздо больше, чем подруга… Я так хочу все вернуть, но понятия не имею, как… Что сделать и что сказать… Мне так страшно, что я вас потеряла. Самое дорогое… Вы мое самое дорогое…
Я чувствую, как Луиза всхлипывает. Делает это почти беззвучно, но дрожь в ее теле невозможно игнорировать. Ее ладонь задевает мой позвоночник, и это становится сигналом к тому, чтобы разрыдаться. Потому что в этот момент я точно знаю, что между нами не все потеряно, и мы только что сделали шаг навстречу
20
— Может все-таки поярче глаза выделить? — Радмила угрожающе заносит кисточку над моим лицом. Даже неосторожный взмах ресниц будет расценен как призыв к действию.
— Нет, не нужно. С тонной теней и с таким декольте я буду выглядеть как отчаявшаяся проститутка.
Радмила тяжело вздыхает, выражая свой молчаливый протест,но покорно отступает назад. В подготовке ко дня рождению Луизы она выступает моим персональным стилистом и визажистом. По неясной причине я до последнего откладывала запись в салон, а когда наконец решилась, свободного времени не оказалось. К счастью, Радмила отлично справилась: уложенные плойками локоны красиво рассыпаны по плечам, а макияж полностью гармонирует с моим внутренним состоянием. Вот уже две недели оно… сдержанное.
Разговор с сестрой дал мне освобождение, и вместе с ним я обрела подобие спокойствия. То, что я в себе ощущаю, едва ли можно назвать легкостью, но и душевного надрыва больше нет. Это позволило мне сосредоточиться на текущих делах: например, записаться в студию живописи вместе с Катей, сдать анализы, ходить к стоматологу и самое главное — выбрать квартиру. Я думала, что ее поиски растянутся на несколько месяцев, но вышло иначе. Когда на очередной встрече с риэлтором я переступила порог просторной светлой двушки, то сразу поняла: это мое. Большие окна с видом на кофейню, в которые с наступлением весны прольется много солнечного света, просторный зал, по модному объединенный с кухней, и кремово-бежевые стены, излучающие уют, — во всем этом я смогла представить свою будущую жизнь.
— А Арс в курсе, что ты выбрала себе квартиру? — осторожно уточняет Радмила. Она знает обо всем, что случилось со мной за последние месяцы.
—Нет, наверное. Если только Петр ему сказал.
Две недели я не ездила в Одинцово. Не хотела и не могла. Я едва обрела почву под ногами и стало страшно ее потерять при встрече с ним. Хотелось себя беречь. А еще хотелось дать себе и Луизе время, чтобы пережить наши откровения. Мой второй страх — столкнуться с ее отстраненной вежливостью и обнаружить, что наш разговор так и не смог ничего починить.
Но сегодня моему комфортному незнанию суждено быть прерванным и этого не изменить. День рождения сестры я не стала бы пропускать ни по какой причине. И Арсений его конечно тоже не пропустит.
— Зажги там с кем-нибудь, чтобы этого мудака пополам скрючило, — с жаром советует Радмила. — Пусть знает, что тебе и без него по кайфу.
Я не пытаюсь ей возражать. Однажды я пробовала это сделать, и «скрючило» тогда лишь меня. Разыгрывать никому не нужный спектакль ценой душевных сил, которых у меня и так немного, — на такое я вряд ли снова решусь.
— Постараюсь хорошо провести время, — обещаю я, обматывая платок вокруг шеи. — Спасибо большое за помощь.
— Обращайся, — самодовольно хмыкает Радмила и тут же по-детски выпячивает губы: — Может, все таки накрасим глаза поярче?
Это один из немногих моментов за последние пару месяцев, когда я смеюсь, не прилагая усилий. Хороший знак. Несмотря ни на что, жизнь продолжается.
************
Дождавшись, пока Луизу освободят очередные дружеские объятия, я подхожу к ней. С досадой чувствую поднимающееся волнение. Я была спокойна все время, проведенное в такси по дороге к ресторану, и очень рассчитывала, что так все и останется.
Луиза выглядит как и подобает имениннице: затмевает всех своим ослепительным совершенством. Волосы забраны в высокий хвост, сияющий нюдовый макияж — самое настоящее произведение искусства. На ней белый удлиненный пиджак, подчеркивающий бронзовый загар, и атласные туфли, делающие ноги поистине бесконечными. Я выгляжу гораздо проще, но мне совсем не обидно. Сегодня так все и должно быть.
— С днем рождения! — я протягиваю ей бумажный пакет, в котором лежит сертификат в недавно открывшийся спа-центр «Аюрведа». С открывшейся тягой ко всему полезному, сестре должно там понравиться.
Луиза, следуя канонам вежливости, заглядывает внутрь, после чего смотрит на меня с улыбкой. Я пока не могу понять, искренняя ли она или же является обязательным атрибутом праздничной атмосферы.
— Спасибо, — она обнимает меня одной рукой, окуная в аромат незнакомых духов. — Я про него слышала, и как раз думала туда наведаться. Проходи за стол. Я никого специально не рассаживаю, все занимают места, где хотят.
Раздавшиеся позади голоса намекают на то, что пора освободить место для других поздравляющих, поэтому я отступаю.
— Увидимся чуть позже, — я быстро касаюсь ее плеча и мысленно желаю себе удачи, перед тем как окунуться в многоцветную толпу гостей.
В каком-то смысле я собой горжусь. Наша первая встреча с сестрой после разговора прошла хорошо, а спокойствие и сдержанность по-прежнему остаются оо мной. Главное, помнить, что в любую секунду я могу увидеть его рядом с Инессой. Это данность, которую необходимо принять, и тогда боль не будет ощущаться такой сокрушительной.
Вера, Ралина, Андрей, Миша, Глеб, Макар, Даша, Володя… Кому-то я просто машу рукой, к кому-то подхожу перекинуться парой фраз. Данила здесь конечно нет. Грустно, но правильно. Арсений… Арсений есть. И да, он сидит рядом с Инессой.
Силой вытолкав из памяти картину их поцелуя, я вежливо ему улыбаюсь. И его спутнице тоже. Интересно, она обо мне знает? Возможно. Едва ли Лиана сказала о нашем свидании только Луизе. Чего Инесса точно не знает, так это того, что своими отношениями с ним она частично обязана мне.
Арсений быстро окидывает меня взглядом и наклоняет голову в знак приветствия. Он все сильнее кажется мне другим, не таким, каким был раньше. Возможно, потому что теперь я знаю о нем больше, или потому что он старается быть другим. Тупая боль разливается в груди, но она уже не так страшна. Смирение имеет обезболивающий эффект.