Они под запретом
Шрифт:
Арсений снова издает глухой смешок.
— Кто-то пересмотрел сериалов.
С коротким щелчком выключателя мутная пелена перед глазами светлеет. Судя по мягкому пружинящему звуку, мы садимся на диван.
— Не верила в меня, значит?
Зрение проясняется. Да, мы в гостиной, сидим на диване, глаза Арсения находятся прямо перед моими. Они как и его голос, вымотанные и непривычно тусклые.
— Верила. Мне больше ничего не оставалось, — я предпринимаю попытку улыбнуться. — Так как все прошло? Самолет задержался? Просто
— Хотелось побыть одному.
Я чувствую укол тревоги. Ему хотелось побыть без меня? Разве так должно быть? Но потом останавливаю себя. Уставшие глаза и тихий голос… Арсению было тяжело.
— Инесса на тебя разозлилась?
Он отрицательно мотает головой.
— Нет. Она вела себя достойно.
— Тогда почему ты такой расстроенный?
Его рука, лежащая на моей пояснице, поднимается выше и гладит меня по волосам. Одновременно просит и успокаивает.
— Хватит допросов. Мы расстались.
Глубоко вздохнув, я тянусь к его губам и осторожно их касаюсь. Плечи Арсения напряжены, и мне интуитивно хочется их расслабить. Я обнимаю его крепче, прижимаюсь щекой к виску. Паника исчезла с того момента, как он взял меня на руки и назвал своей дурочкой, и теперь мне хочется сделать что-то для него.
— Трудный вышел разговор? — шепотом спрашиваю я, осторожно проводя пальцами по коротко стриженному затылку.
Повисает длинная пауза. Я чувствую, как раздувается грудная клетка под его рубашкой и продолжаю гладить. Глухой вдох.
— Трудный.
— Почему?
Арсений приподнимает мои бедра и плотнее подтягивает меня к себе. Глубоко вздыхает и упирается лбом мне в плечо. Я физически ощущаю, как тяжело ему даются ответы на мои вопросы, а потому затаиваю дыхание, чтобы не помешать. Я привыкла нуждаться в чьей-то поддержке, а сейчас впервые ясно ощущаю, как кто-то нуждается в моей. И не просто кто-то, а самый дорогой мне человек, которому, как мне казалось, все ни по чем.
— Потому что она плакала. И потому что ни в чем не виновата.
40
— Хочешь я тебе чай сделаю? Или кофе? — осторожно спрашиваю я, мягко проводя ладонями по рубашке Арсения. Сейчас все хочется делать осторожно: не повышать голос, не совершать резких движений, не дышать слишком громко, чтобы ненароком не разрушать вакуум доверия, возникший между нами.
Арсений мотает головой и, глубоко вздохнув, выпрямляется. Тусклая поволока спала с его глаз, оставив после себя лишь усталость и немного знакомой иронии. Момент слабости прошел, и вернулся его привычный образ самоконтроля. С намеком на игривость Арсений сжимает мои бедра и делает легкий кивок вверх.
— Пойдем лучше спать. Кофе завтра с утра выпьем.
Я одариваю его понимающей улыбкой и медленно слезаю с колен. За минувшие две недели я часто представляла, как все будет после того, как Арсений расстанется с Инессой. В моих мечтах он приходит ко
Те мгновения, в которые Арсений позволил мне увидеть свою уязвимость, стали уникальными. Вместо эйфории радости и возбуждения тело наполняют чувство глубокой нежности к нему и желание позаботиться. Наверное, это и есть вторая сторона любви, открывшаяся мне в самый неожиданный момент: способность отодвинуть собственные эмоции на второй план ради другого человека. Как-то давно Луиза сказала, что ей больше нравится дарить подарки, чем их получать. Тогда мне показалось, что она немного кривит душой. Сейчас я впервые ее понимаю. Умение отдать наполняет теплом и ощущением собственной нужности.
Щелчок спального выключателя распространяет по стенам и потолку яркий свет. Арсений подходит к креслу, скидывает в него галстук и начинает расстегивать рубашку. Я делаю тоже самое со своей, но останавливаюсь, потому что чувствую внезапное смущение. Вне страсти и бушующих гормонов раздеваться рядом друг с другом, чтобы лечь спать — непривычно и волнительно.
— Я приглушу свет, — бормочу я, включая прикроватный торшер и , отвернувшись от Арсения, торопливо избавляюсь от брюк и рубашки.
С небольшой заминкой скидываю к ним же бюстгальтер и натягиваю верх от пижамы. Еще до того, как очутиться в постели, тело самовольно проигрывает будущие ощущения: прохладу одеяла, касающегося плеча, и слияние с горячей кожей. Я гашу свет и юркаю в кровать. Каким оказывается разным бывает счастье. Ты представляешь его себе в брызгах фейерверков и шквале оваций, а на деле оно бывает вот таким: тихим и умиротворенным.
Я сама прижимаюсь к Арсению и осторожно кладу ладонь ему на грудь. Ожидаемо, она горячая. Глубоко вздыхаю, проникаясь ощущением идеальности этого момента. Даже странно подумать, что еще час назад я металась по квартире, обезумев от страха лишиться своего счастья.
Перевернувшись на бок, Арсений меня обнимает, а его губы мягко касаются моего лба. Пожалуй, это впервые, когда лежа рядом с ним в одной постели, я совершенно не думаю о сексе. То, что сейчас есть между нами, ощущается гораздо ценнее.
— Мне сейчас очень хорошо, — шепчу я, от удовольствия прикрывая глаза. — Очень-очень.
— Ты как минимум перестала плакать, — привычно иронизирует Арсений и спрашивает уже серьезнее: — Действительно думала, что я тебя обману?
Я тяжело вздыхаю. Если перенести на слова весь коктейль эмоций, бурливший во мне совсем недавно, Арсений подумает, что я ужасный человек. Инесса не проявила себя как злодейка, не стала его шантажировать, а он сам и не планировал предавать свое обещание. Все дело было во мне.