Они поклялись победить
Шрифт:
– Не надо горячиться, это не лучший аргумент в дискуссии. Значит, войска введены для того, чтобы покончить с преступностью в Чечне? У меня нет иллюзий относительно исхода войны. Конечно, российские войска рано или поздно разобьют наши воинские формирования. И что, после победы вы станете вылавливать преступников?
– Это уже не наше дело, – сказал Юрченков. – Кто и кого будет вылавливать, решат наверху. Мы выполним приказ и уйдем. А в войне, Муса, виновато твое руководство. Дудаев виноват. Пришел к власти, создал армию, начал диктовать условия Москве… Да он же и объявил эту войну!
– Значит, виноваты чеченцы? А кто вооружил Дудаева? Если Москва собиралась действительно наводить конституционный порядок в мятежной
– Но для чего? – воскликнул Голубятников.
– Я думаю – и это мое личное мнение, – для того, чтобы скрыть какие-то махинации. Или темные дела, связанные с продажей нефти. Сейчас же везде бардак. А зачем еще было вооружать нас и начинать войну? Начинать, зная, что федеральные войска получат серьезный отпор, понесут огромные потери? Скажете мне, что чины наверху случайно эту кашу заварили? Да никогда не поверю. Надо было что-то скрыть. Вот и скрыли. А то, что люди погибли, и сколько еще погибнет, – ерунда. Люди для них никто. Пешки, которыми можно легко пожертвовать ради собственной выгоды.
Жураев вновь разлил коньяк, проговорив:
– Об истинных причинах того или иного решения властей – что наших, что ваших – не узнать никогда. Но войну и сейчас не поздно прекратить. Если ты понимаешь, что мы разгромим вашу армию, то это наверняка понимают и другие высокопоставленные офицеры самопровозглашенной Ичкерии. Так какой смысл упираться?
– А вы думаете, Дудаев и Масхадов не обращались все эти дни к российскому военному руководству с предложениями о перемирии, о прекращении огня? – возразил Тариев. – Обращались. Неоднократно. Но ваше командование проигнорировало все обращения. Хорошо, что мы с вами договорились хоть убитых собрать; на других участках не могут и об этом договориться.
Голубятников поднялся из-за стола:
– Я не знаю, обращался ли Дудаев к нашему командованию или нет; я знаю другое, Муса. Я знаю, что наши позиции постоянно атакуют боевики вашей армии. По моим людям беспрерывно бьют снайперы. Кстати, одна из снайперских групп засела совсем рядом, на водонапорной башне. Полно боевиков и в частных секторах, и в высотных домах. Дудаев бросал на нас танки, другую бронетехнику. Полевой командир, что командует штурмующими вокзал силами, о примирении не говорит – он предлагает нам сдаться, угрожает расправиться с семьями… Смертника подсылал. Вот это я знаю, на собственной шкуре испытал. И если большинство офицеров вашей армии, как ты говоришь, понимают, что будут разбиты, то почему Дудаеву не прекратить войну в одностороннем порядке? Взял бы и отдал приказ о прекращении сопротивления, а сам свалил бы куда-нибудь за рубеж. И все! Никакой войны.
Тариев неожиданно ответил:
– Самое страшное произойдет как раз, если Дудаев отдаст подобный приказ и покинет Чечню. Или его уничтожат. Что в принципе одно и то же.
– А это еще почему? – удивленно спросил Юрченков.
– Потому, что Дудаев еще может управлять чеченскими формированиями. Редкий полевой командир осмелится
– А что, сейчас у вас не воюют наемники? – спросил Голубятников. – Представители тех же международных террористических организаций?
– Воюют. И их прибывает в Чечню все больше. Международный терроризм использует ситуацию. Но на данный момент наемники худо-бедно, но подчиняются Дудаеву. Масхадову они подчиняться не будут – они будут руководить им. Таково мое личное мнение.
– Значит, то, что вытворяют эти мрази-наемники, планируется в штабе Дудаева?
– Планируются отдельные операции. А каждый полевой командир реализует эти планы по-своему. И зачастую, к сожалению, больше нанося вреда Движению сопротивления, нежели принося пользы. Но все и вся мы контролировать не можем. Да и никто не смог бы. Ваше командование тоже не в состоянии полностью контролировать обстановку, так как события нередко развиваются стремительно и непредсказуемо. Такая вот война!
Тариев на секунду замолчал, затем поднял кружку:
– Давайте по второй! За мир!
Офицеры выпили. Тариев поставил кружку на стол, закурил. Затем, посмотрев на десантников, сказал:
– Сидим, как в старые добрые времена, когда вместе служили в одной армии, жили дружно по соседству в военных городках, решали одни и те же боевые задачи. Собирались на торжества, гуляли… А сейчас стреляем друг в друга, рвем на куски в рукопашной. Почему? Ну не враги мы. Нас сделали врагами, а мы… мы не воспротивились этому. Потеряли страну, идею, великую армию. И убиваем друг друга. Мир сошел с ума… А вместе с ним и мы. Горько это и больно…
Тариев, нервно затягиваясь, замолчал. В помещении наступила гнетущая тишина. Голубятников поднялся, прошел к окну. Оттуда сказал:
– Время 15.40. На площади работы почти завершены; предлагаю выпить по последней за прекращение войны и на этом разойтись. Тем более что оговоренное время перемирия заканчивается. – Взглянул на Жураева: – Сан Саныч! Давай!
Заместитель командира полка разлил коньяк. Все выпили. Офицеры пожали руку Тариеву. Тот улыбнулся, но как-то печально:
– Благодарю за прием, за обеспечение проведения мероприятий. Прощайте!
– Ну почему «прощайте»? – возразил Юрченков. – Лучше до свидания. Даст бог, еще увидимся.
– Вряд ли! Желаю вам выжить в этом безумии.
Он резко повернулся и вышел в коридор, где его ждал сержант 9-й роты.
А ровно в 16.00 опустела привокзальная площадь. Все тела были убраны; из вагонеток, что продолжали стоять на путях, трупы солдат и офицеров мотострелковых батальонов, разбитых на площади перед Новым годом, перегрузили в машину. Увезли в парк.
В 16.10 Голубятников вызвал на КНП командира 9-й роты капитана Боревича: