Оно внутри меня
Шрифт:
– Замёрзла?
Уля резко обернулась на голос, впервые секунды не узнавая Юрия Олеговича в строгом сером пальто, в обычной молодёжной (какие носят половина её знакомых ребят) вязаной шапке, в кожаных чёрных перчатках. Клетчатый шарф, повязанный поверх пальто.
– Немного, – ответила Уля. Её челюсть дрожала сама по себе и Уля никак не могла с ней совладать. Пританцовывать она прекратила. Как выяснилось, Юрий Олегович тоже приезжал и уезжал с этой же остановки.
– Тебе на какой автобус? – спросил Акулов.
– Восьмидесятый – Уля
– Минус двадцать девять градусов, – кивая на Улин ответ, снова заговорил преподаватель, – Надо одеваться потеплее.
Если бы не жуткий мороз и непослушная челюсть, Уля бы обязательно бросила, что-то типа: «Если бы я заранее знала, какую вы готовите подставу, я бы одела два пуховика и мамину шубу, блин!» Но она лишь тактично кивнула головой, мол, сударь, вы, безусловно, правы. Ещё несколько минут они стояли рядом на расстоянии вытянутой руки. Он не замёрз. Под его пальто, наверное, спрятана печка. Уле неожиданно захотелось прижаться к нему. Она даже подумала, что возможно он не такой уж и плохой, как она считала. Вскоре подъехал автобус под номером тринадцать и Юрий Олегович уехал. Уля осталась одна.
***
В этот раз автобус снова отказался ехать до конечной остановки. Водитель невнятно объяснил оставшимся пассажирам, в частности Ульяне и какому-то старому деду, что боится поломаться, пока будет подниматься в гору. Поэтому довезёт только до магазина. Деду видимо было всё равно, а Ульяне не привыкать. За последние три-четыре года, она тысячу раз слышала эту фразу от ленивого водителя, который, скорее всего, просто не хотел ехать дальше и разворачивать автобус. На стоянке возле магазина развернуться было куда проще.
До дома оставалось приблизительно полкилометра. При таком холоде (в автобусе Ульяна так и не согрелась) эти пятьсот метров кажутся в два раза больше. Безлюдье немного пугало её, но ведь это и хорошо. Вряд ли кто-то высунет нос в такой мороз. Уля, зарывшись носом в горловине пуховика, быстро трусила вверх по дороге. За всё время проехал только один автомобиль. Проезжую часть от пешеходной тропинки отделял высокий сугроб. Видимо днём, здесь прошлась снегоочистительная техника. Как хорошо, что она больше не следует завету отца, иначе бы ей пришлось перебирать дорогу, чтобы потом перебежать её обратно. Бессмысленное занятие. Ульяна про себя усмехнулась. Бессмысленное занятие. Сколько раз из-за этого бессмысленного занятия она чуть не попадала под машину. Сколько денег она спустила на всякие шоколадки, покупаемые в магазине, лишь бы следовать этому безумному завету.
Она уже видела калитку своего забора, как её что-то заставило остановиться. Снова кто-то или что-то пошевелилось в кустах. Небольшая часть снега осыпалась, как и в прошлый раз. Хотя в этот раз снега было гораздо больше. Уля попыталась вглядеться. И вдруг поняла, что там слишком темно. Почему в кустах так темно? Вроде бы и фонари повсюду. А там так темно. Несмотря на холод Уля стояла и как заворожённая вглядывалась в кусты Плакучей Ивы. И, кажется очень зря, потому что на этот раз куст снова дрогнул и снег осыпался целиком. Уля, кажется, даже вскрикнула от неожиданности. И кое в чём она была уверенна на сто процентов. Кто-то там притаился. В этих переплетениях ветвей. Кто-то тёмный и большой. Точно не птичка. И не карлик. Скорее великан, который согнулся в три погибели, чтобы уместиться в кустах. Уля отшагнула назад и провалилась одной ногой в глубокий сугроб. Ногу тут же обожгло через холодные вязаные лосины. Теперь она чётко видела глаза. Они таращились на неё среди темноты.
В сильном испуге она буквально влетела домой, запирая дверь на все замки. Ноги гудели от скоростной пробежки, но пока Ульяна этого не замечала.
– Я уже собиралась за тобой ехать, – из кухни выглянула мама, протирая полотенцем белую тарелку. – Ты чего? – она заметила, что дочь смотрит в глазок.
Ульянино сердце билось с бешеной скоростью. Она была напугана и одновременно счастлива, что смогла убежать. Хотя за ней никто и не гнался. И кто бы это ни был он остался там за дверью, а она здесь в безопасности.
– Да.… Всё нормально – Уля принялась раздеваться. – Просто я замёрзла. Там такой дубак – быстро проговорила она.
– А такое ощущение, словно ты увидела чудовище.
Уля чуть не проглотила язык. Если бы несколько минут назад ей в голову пришла мысль о чудовище, она бы описалась со страху. Это ведь совсем не смешно, когда за тобой кто-то следит вот так, притаившись в кустах. Она почувствовала себя добычей. Да-да, именно добычей какого-нибудь клыкастого хищника. Койота или медведя, чёрт бы их побрал.
– Кстати, соседи тоже видели волка. Наверное, пришёл из леса. Говорят нынче еды мало. Вот они и идут к людям, – подтвердила Улины догадки мама. – Так что я подумала, что лучше будет, если я буду забирать тебя со школы, раз ты теперь так поздно будешь возвращаться.
Ульяна повесила пуховик и направилась на кухню. Ну, естественно это был всего-навсего лесной волк, отбившийся от стаи. Голодный лесной волк. И завет отца, который она нарушила, здесь не причём.
========== Глава V ==========
В очередной раз Елизавету Егоровну вызвали на дежурство. Поцеловав дочерей перед сном, она уехала на работу. Кажется, на часах было полдвенадцатого ночи.
Уля притворилась, будто спит, когда мама поцеловала её в щёку, но на самом деле сна не было ни в одном глазу. Как только дверь внизу закрылась, и раздался щелчок, Ульяне начали слышаться всевозможные звуки: шорохи, скрипы, даже на мгновение показалось, будто кто-то разговаривает, но это был всего лишь вой ветра за окном. В памяти постепенно стал всплывать кошмар детства. Она не хотела об этом думать. У неё не хватало мужества, чтобы об этом думать и одновременно не думать. Это был сон (по крайней мере, она убедила себя в этом). Ей тогда было всего семь лет. Она проснулась от стонов. Стонал отец. Эти звуки она уже не сможет забыть никогда. Стоны человека испытывающего нечеловеческую боль. Ему уже очень давно нездоровилось, после его последней поездки. Его всё время лихорадило. В бреду он постоянно повторял одно и то же: «Они придут за мной. Они уже идут».
Маленькая Уля встаёт с кровати и направляется в родительскую комнату, чтобы разбудить мать, но той нигде нет. В этом кошмаре её не было вообще. В этом кошмаре была только Уля и больной отец. И он продолжает стонать, не кричать, а стонать, потому что кричать, уже не нет сил, изворачиваясь, лёжа на полу. И всё время произносит это слово. Уля никак не могла вспомнить какое именно слово. Словно кто-то позаботился, спрятав его в укромных закромах глубоко в подсознании. Это было имя тех, кто за ним придёт. Пришёл.