Оно
Шрифт:
остановился так внезапно, что остальные сбились в кучу, как грузовые машины, когда у впереди идущей внезапно отказывает двигатель.
– Что это? – голос Бена.
– Ооно ббыло зздесь. Гглаз. Ввы ппомните?
– Я помню, – сказал Ричи. – Эдди остановил его своим ингалятором. Сделал вид, что это кислота. Он сказал что-то про яйца. Довольно смешное, но я не помню точно что.
– Это нне имеет ззначения. Мы не увидим нничего, ччто ммы ввидели рраныпе, – сказал Билл.
Он зажег спичку и посмотрел на остальных. Их лица фосфоресцировали в мерцании спички, фосфоресцировали и были таинственны. И казались очень молодыми.
– Ккак ввы, ребята?
– Все о'кей, Большой Билл, – сказал Эдди,
– О'оокей! – сказал и Билл помахал спичкой, прежде чем его лицо выдало совсем противоположное.
– Как это случилось? – спросила его Беверли, прикасаясь в темноте к его руке. – Билл, как могла она...?
– Ппотому что я уупомянул нназвание ггорода. Оона пприехала ввслед за ммной. Ддаже ккогда я дделал это, ччто-то ввнутри мменя велело прекратить. Нно я нне сслушал, – он беспомощно покачал в темноте головой. – Но ддаже если она пприехала в Ддерри, я нне ппонимаю, ккак она ммогла ппопасть сюда. Если Ггенри нне ппривел ее, тоща ккто?
– Оно, – сказал Бен. – Оно не должно выглядеть плохо, мы это знаем. Оно могло прийти и сказать, что ты в беде. Привести ее сюда, для того чтобы.., достать тебя, я предполагаю. Убить наше нутро. Потому что вот чем ты всегда был. Большой Билл. Нашим нутром.
– Том? – спросила Беверли, еле слышно, ошеломленная.
– Кккто?
– Билл чиркнул еще одну спичку. Она смотрела на него с отчаянной честностью.
– Том. Мой муж. Он тоже знал. Во всяком случае, я думаю, я упомянула ему название города, так же как ты упомянул его Одре. Я.., я не знаю, взяло Оно его или нет. Он на меня тогда очень был зол.
– Иисус, что это, какая-то мелодрама, где все рано или поздно внезапно появляются? – сказал Ричи.
– Не мелодрама, – сказал Билл, с нотами муки в голосе. – Шоу. Как цирк. Бев приехала туда и вышла замуж за Генри Бауэрса. Когда она уехала, почему бы ему не приехать сюда? В конце концов, настоящий Генри приехал.
– Нет, – сказала Беверли. – Я вышла замуж за своего отца.
– Если он тебя избивал, какая разница? – спросил Эдди.
– Встаньте вокруг меня, – сказал Билл. – Плотнее. Они встали. Билл потянулся в обе стороны и нашел здоровую руку Эдди и одну из рук Ричи. Скоро они стояли в кругу, как они уже делали однажды, когда их было больше числом. Эдди почувствовал, как кто-то положил руку ему на плечо. Чувство было теплым, успокаивающим и очень знакомым.
Билл почувствовал ощущение силы, которое помнил из прошлого, но понял с некоторым отчаянием, что вещи по-настоящему изменились. Могущество нигде поблизости не было таким сильным – оно билось и вспыхивало, и гасло, как пламя свечи в отвратительном воздухе. Темнота казалась плотнее и ближе к ним, более победоносной. И он мог обонять Его. Внизу в этом проходе, -думал он, – и не так уж далеко, есть дверь с отметиной на ней. Что было за этой дверью? Одна вещь, которую я все еще не могу вспомнить. Я могу помнить, как мои пальцы вдруг онемели и как я толкнул дверь. Я могу даже помнить поток света, который полился и как он казался почти живым, будто это был не просто свет, а флюоресцирующие змеи. Я помню запах, как от обезьянника в большом зоопарке, даже хуже. И затем.., ничего.
– Ккто-нибудь ппомнит, кем ббыло Оно по-настоящему?
– Нет, – сказал Эдди.
– Я думаю... – начал Ричи, и затем Билл мог почти осязать, как он в темноте покачал головой. – Нет.
– Нет, – сказала Беверли.
– Хм, – это был Бен. – Это та вещь, которую я все еще не могу вспомнить. Кем было Оно.., или как мы с Ним боролись.
– Чудь, – сказала Беверли. – Вот как мы боролись с ним. Но я не помню, что это означает.
– Встаньте около мменя, – сказал Билл, – и я ввстану около ввас, ребята.
– Билл, – сказал Бен. Голос его был очень спокойным. – Кто-то идет.
Билл прислушался. Он слышал плетущиеся, шаркающие шаги, приближающиеся к ним в темноте.., и он испугался.
– Ооодра? – позвал он.., и знал уже, что это была не она. То, что шаркало по направлению к ним, подошло ближе. Билл зажег спичку.
8
Дерри, 5.00
Первое необычное событие случилось в тот день поздней весны 1985 года за две минуты до восхода солнца. Чтобы понять, насколько эго было не то, надо было знать два факта, которые были известны Майку Хэнлону (который лежал без сознания в деррийской больнице в тот момент, когда взошло солнце); оба факта касались баптистской церкви Божьей Благодати, которая стояла на углу Витчем-стрит и Джексон-стрит с 1897 года. Церковь увенчивалась изящным белым шпилем, который был апофеозом каждой протестантской колокольни в Новой Англии. На четырех сторонах основания колокольни были циферблаты, а сами часы были сконструированы и привезены из Швейцарии в 1898 году. Единственные часы, похожие на эти, стояли на городской площади Хейвен-Виледж, в сорока милях отсюда.
Стивен Бови, лесопромышленный магнат, который жил на Западном Бродвее, передал часы в дар городу – они стоили что-то около 17000 долларов. Бови мог себе это позволить. Он был набожным прихожанином и в течение сорока лет старостой (в течение нескольких последних лет он был еще и президентом деррийского филиала Лиги Белого Благочестия). Кроме того, он был известен своими набожными проповедями перед мирянами в День Матери.
Со времени своей установки до 31 мая 1985 года эти часы четко отбивали каждый час и полчаса – с одним известным исключением. В день взрыва на Кичнеровском заводе они не пробили полдень. Жители считали, что Его преподобие Джоллин остановил часы, чтобы показать, что церковь объявила траур по погибшим детям, и Джоллин никогда не освобождал их от иллюзий, хотя это было неправдой. Часы просто не пробили.
Они пробили пять часов утра 31 мая 1985 года.
В этот момент весь Дерри, все старожилы открыли глаза и сели, обеспокоенные без всякой причины, на которую они могли указать. Были выпиты лекарства, вставлены искусственные челюсти, зажжены трубки и сигары.
Старики насторожились.
Одним из них был Норберт Кин, которому исполнилось девяносто пять лет. Он проковылял к окну и посмотрел на темнеющее небо. Прогноз погоды за ночь до этого обещал ясное небо, но его кости говорили ему, что будет дождь и сильный. Он чувствовал страх в глубине души; каким-то смутным образом он почувствовал угрозу, как будто яд неустанно пробирался к его сердцу. Он как-то случайно подумал о дне, когда компания Брэдли необдуманно въехала в Дерри, под прицел семидесяти пяти пистолетов и ружей. Такая работа оставляла в человеке ощущение чего-то теплого и ленивого внутри, чего-то, что было.., было как-то подтверждено. Он не мог бы выразить это лучше, даже для себя. Работа наподобие этой оставляла в человеке ощущение своей вечной жизни, и Норберт Кин имел это ощущение. Девяносто шесть лет ему исполнится 20 июня, и он все еще проходил пешком каждый день три мили. Но сейчас он чувствовал испуг.
– Те дети, – сказал он, выглядывая из окна, не сознавая, что он говорил. – Что с теми, черт возьми, с этими детьми? Как они озорничают на этот раз?
Эгберт Сарагуд, девяноста девяти лет, который был в «Серебряном Долларе», когда Клод Хэро наточил свой топор и сыграл «Мертвый Марш» на нем для четырех человек, проснулся в тот же самый момент, сел на кровати и издал хриплый крик, который никто не услышал. Ему приснился Клод, только Клод пришел за ним; топор опустился, и через мгновение после этого Сарагуд увидел свою собственную отрубленную руку, подпрыгивающую и изгибающуюся на стойке.