Оно
Шрифт:
— Конечно! — взвизгнул Генри. — Конечно, без вопросов, я и сам хочу, никаких проблем…
Он вернул бутылку в бардачок. Горлышко звякнуло, как зубы. А потом он увидел лист бумаги там, где лежала бутылка. Достал, развернул, оставляя на углах кровяные следы. Поверху тянулся логотип, ярко-алыми буквами.
Ниже большими буквами напечатали:
Номера
— Спасибо, Ры…
Но Рыгало ушел. Водительское кресло пустовало. На нем лежала только бейсболка «Нью-йоркских янки» с плесенью на козырьке. И какая-то слизь осталась на круглой головке ручки переключения скоростей.
Генри уставился на пустое водительское кресло, удары сердца болью отдавались в горле… а в следующее мгновение ему показалось, что он уловил какое-то движение на заднем сиденье. Он торопливо вылез из автомобиля, открыв дверцу и в спешке чуть не вывалившись на мостовую. Направляясь к парадной двери отеля, по широкой дуге обошел «Плимут-Фьюри», двигатель которого по-прежнему работал на холостых оборотах, напоминая приглушенные разрывы круглых рассыпных фейерверков (фейерверки такого типа запретили в штате Мэн в 1962 году).
Шел Генри с трудом; каждый шаг раздирал живот. Но он поднялся на тротуар и постоял там, глядя на восьмиэтажный кирпичный отель. Вместе с библиотекой, кинотеатром «Аладдин» и семинарией отель относился к считанным зданиям, которые Генри помнил с тех давних дней. Он видел, что на верхних этажах окна почти все темные, а два фонаря матового стекла по сторонам парадной двери мягко светились в ночи, окруженные туманным ореолом.
С трудом переставляя ноги, Генри двинулся к фонарям, прошел между ними, плечом толкнул дверь.
Вестибюль окутывала ночная тишина. На полу лежал выцветший турецкий ковер. Потолок представлял собой огромный витраж, выполненный из прямоугольных панелей, на которых изображались сцены из лесорубского прошлого Дерри. Везде стояли мягкие диваны и вольтеровские кресла, в огромном камине, в котором ничего не горело, на металлической подставке для дров лежал березовый ствол, настоящее дерево — не газовая горелка. Камин в вестибюле отеля «Таун-хаус» не был декоративным атрибутом интерьера. В нескольких низких кадках зеленели растения. Двустворчатая стеклянная дверь вела в бар и ресторан, в такой поздний час уже закрытые. Из какой-то комнатушки доносились тихие звуки работающего телевизора.
Генри пересек вестибюль. Кровь перепачкала его джинсы и рубашку. Кровь въелась в кожу рук. Кровь, как боевая краска, исполосовала его щеки и лоб. Глаза вылезали из орбит. Любой, кто увидел бы его в вестибюле отеля, бросился бы бежать, крича от ужаса. Но никто ему не встретился.
Двери кабины лифта разошлись, едва Генри нажал на кнопку вызова. Он посмотрел на бумажку в руке, потом на кнопки с цифрами. После короткого размышления нажал на «6», и двери кабины сомкнулись. Под гудение электромотора кабина поползла вверх.
«Начну сверху и буду спускаться вниз».
Генри привалился к дальней стенке кабины, полуприкрыв глаза. Гудение лифта успокаивало. Как и гудение насосов дренажной системы.
Кабина остановилась, тряхнув его и вызвав приступ боли в животе. Двери разошлись. Генри вышел в пустынный коридор (снова растения, уже в подвесных горшках, растения-пауки, он не хотел касаться ни одного из них, этих сочащихся влагой зеленых ползучих растений, слишком уж они напоминали тех тварей, которые свешивались вниз там, в темноте). Он сверился с бумажкой. Каспбрэк в номере 609. Генри тащился по коридору, одной рукой опираясь о стену, оставляя на обоях кровавые следы (но он отходил от стены, когда приближался к одному из этих висячих растений-пауков; не хотел иметь с ними никаких дел). Дыхание сухими хрипами вырывалось из горла.
Наконец, нужная ему дверь. Генри достал из кармана нож с выкидным лезвием, облизнул пересохшие губы, постучал. Никакой реакции. Постучал вновь, громче.
— Кто там?
Сонный голос. Хорошо. Он будет в пижаме, до конца не проснувшийся. И когда он откроет дверь, Генри ударит его ножом во впадину у шеи, уязвимую впадину, пониже кадыка.
— Коридорный, сэр, — ответил Генри. — Сообщение от вашей жены.
Женат ли Каспбрэк? Может, он сморозил глупость? Генри ждал, подобравшись. Услышал шаги — шорох шлепанцев.
— От Майры? — В голосе слышалась тревога. Хорошо. В последующие секунды тревоги у него только прибавится. На правом виске Генри запульсировала жилка.
— Наверное, сэр. Имени нет. Только сказано, что от вашей жены.
Последовала пауза. Потом металлическое позвякивание: Эдди возился с цепочкой. Улыбаясь, Генри нажал кнопку на рукоятке ножа. Щелчок. Он прижал лезвие к щеке, изготовился. Услышал, как повернулся барашек врезного замка. Еще мгновение, и он вонзит нож в горло этого костлявого маленького говнюка. Генри ждал. Дверь открылась и Эдди…
…увидел Стэна и Ричи, только что вышедших из «Костелло-авеню маркет». Каждый ел «Ракету», мороженое, которое выдвигалось из трубки.
— Эй! — крикнул он. — Подождите.
Они повернулись, и Стэн помахал ему рукой. Эдди побежал к ним как мог быстро, но, по правде говоря, не так уж и быстро. Одна рука была в гипсе, другой он прижимал к боку игровую доску для пачиси.
— Что скажешь, Эдди? Что скажешь, мальчуган? — спросил Ричи раскатистым Голосом джентльмена с Юга (хотя он более всего напоминал голос Фогхорна Легхорна в мультфильмах «Уорнер бразерс»). — Ах, батюшки… Ах, батюшки… у мальчугана сломана рука! Ах, батюшки… окажи любезность, по-онеси за него игро-овую до-оску для пачиси!
— Доску я и сам донесу! — Эдди чуть запыхался. — Дашь лизнуть?
— Твоя мамочка этого не одобрит, Эдди. — Ричи печально покачал головой. Начал есть быстрее. Он только что добрался до шоколадной середины, своей любимой части. — Микробы, мальчуган! Ах, батюшки… Ах, батюшки, можно подцепить жутких микробов, доедая за кем-то еще.
— Я готов рискнуть, — ответил Эдди.
С неохотой Ричи протянул мороженое Эдди, но отдернул руку, едва Эдди дважды хорошенько приложился к нему языком.