Опаляющая страсть

Уиддон Карен

При виде Саммер, неподвижно лежащей у самых копыт коня, у него кровь застыла в жилах.

– Эта женщина просто притягивает неприятности, – не обращаясь ни к кому конкретно, жаловался Андерсон, расхаживая взад-вперед по больничному коридору.

Погруженный в свои мысли, Гейб согласился. Сейчас с Саммер была Кристал; через пятнадцать минут он выгонит ее и отправит Андерсона отвезти ее домой. Потом он проведет всю ночь в палате Саммер, надеясь, что она откроет глаза. Мрачный, Гейб вспомнил свой план. Он все-таки сработает.

Саммер уедет из Сабина, вернется домой, где будет в безопасности. Он был уверен, что так и будет. Гейб чувствовал, что его сердце разбивается на куски от мысли о том, что неизбежно произойдет.

– Гейб? – Ее голос был хриплым, слабым. Мгновенно проснувшись, Гейб протер глаза и посмотрел на часы. Три часа ночи.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, положив руку ей на лоб. Ее кожа была гладкой и прохладной на ощупь. Никакой лихорадки.

– Как будто кто-то ударил меня по голове кузнечным молотом. Что случилось?

Как можно спокойнее он рассказал ей о жеребце.

Она попыталась сесть, но безуспешно.

– О Боже. Бен в порядке?

– Бен в порядке. – Ненавидя себя за то, что откладывает неизбежное, Гейб мрачно взглянул на нее и поплотнее укутал ее одеялом. – Тебе нужен отдых. Попытайся заснуть.

– А мои часы?

Гейб покачал головой.

– Ты стиснула их в руке, когда упала. Пришлось разжимать тебе пальцы, чтобы достать их. Они на тумбочке.

– Я рада, – сказала она и закрыла глаза.

Восход солнца положил конец его мучениям. Гейб смотрел на спящую Саммер, стараясь запечатлеть в памяти волны ее волос, нежную выпуклость щеки, совершенный овал лица, и сердце его разрывалось от грусти. Быть благородным оказалось в каком-то смысле проклятием.

Когда она в следующий раз открыла глаза, солнце было уже высоко. Он держал в руке бумаги, которые по его просьбе привез Андерсон. Официальный контракт. Он живо вспомнил ее реакцию, когда в прошлый раз предлагал ей эти бумаги. Казалось, с того момента прошла целая жизнь.

– Гейб. – Произнеся его имя тихим голосом, она указала на кувшин с водой. Со сжавшимся сердцем он налил ей воды. Саммер пила, не отрывая взгляда от Гейба.

– У тебя сотрясение мозга, – сказал он. – И огромный синяк.

Поморщившись от боли, она кивнула.

– Мне прилично досталось. Думаю, я теперь буду держаться подальше от всего, что имеет копыта.

От ее хриплого голоса у него по спине побежали мурашки. Он решительно стиснул челюсти. Она медленно села, глядя на него удивительно проницательным взглядом.

– Ой!

– Как голова? – Гейб знал, что тратит время на банальности, оттягивая момент, когда теплое сияние любви в ее глазах сменится ненавистью.

Она осторожно прикоснулась рукой ко лбу.

– Вроде цела. Думаю, я выживу.

– Хорошо.

– Правда? – Она смотрела на него без улыбки. – Что-то произошло. Ты выглядишь слишком серьезным. В чем дело?

Проклиная ее проницательность, он протянул ей папку.

– Я хочу, чтобы ты еще раз взглянула на это.

Саммер просмотрела первый лист точно так же, как в прошлый раз. Закрыв папку, она лучезарно улыбнулась ему.

– Не начинай это снова. Я думала, мы уже покончили с этим. Ты ведь шутишь, правда?

Он заставил себя не поддаться порыву улыбнуться в ответ.

– Нет. Я не шучу. Я совершенно серьезен. Тебе действительно здесь не место. – Он произнес эти слова неторопливо, наполняя их насмешливым сарказмом, с которым произносил их тогда, в первый раз. – Ты никогда не сможешь жить здесь. Пора признать это и сдаться. Продай мне Бар-Дабл-Эс и возвращайся в Хьюстон.

С болью в сердце он смотрел, как она бледнеет.

– Продать тебе… Гейб, что с тобой?

Решившись, он произнес слова, обрекающие его на жизнь в одиночестве:

– Пора прекратить притворяться, здесь и сейчас. Я не могу это продолжать. Я хочу твое ранчо. Не тебя. А теперь подпиши эти бумаги и возвращайся в Хьюстон, ты должна быть там.

Она как будто съежилась. Смятение затуманило ее глаза, это ранило его в самое сердце.

– Я не понимаю.

Гейб заставил себя рассмеяться – горькое, насмешливое подражание человеку, каким он хотел быть.

– Ты никогда ничего не значила для меня, Саммер. Я хотел только твое ранчо.

– Ты лжешь! – Это был сдавленный, отчаянный крик.

Гейб увидел слезы в ее глазах и понял, что лучше сказать все, что он должен сказать, и поскорее уйти. Он никогда не сможет сделать это, если она заплачет.

– Зачем мне лгать? – Он нетерпеливо выплескивал слова. – Я устал ждать, вот и все. Продай мне ранчо. – Он протянул руку и постучал пальцем по папке. – Подпиши это.

– Нет.

Он сжал кулаки, чтобы скрыть дрожь в руках.

– Почему нет? Тебя здесь ничего не держит, абсолютно ничего. Ты должна жить в Хьюстоне.

С горящими глазами она сбросила папку со своих колен, бумаги рассыпались по всему полу.

– Я буду жить здесь, в Сабине. У меня здесь друзья, Гейб. Настоящие друзья. И моя библиотека, мои лошади, мое ранчо.

Проклиная судьбу, он посмотрел ей в глаза.

– Ты чужая здесь. Ты никому здесь не нужна. – Гейб неторопливо нагнулся, собрал бумаги и, положив их в папку, бросил снова на ее кровать. – Кроме самой себя.

Неестественно прямой, он вышел из палаты.

Бесконечная ночь наконец-то превратилась в серый рассвет. Широко раскрыв глаза, Саммер смотрела в окно, ожидая восхода солнца. Каждый раз, закрывая глаза, она вспоминала слова Гейба, видела его лицо, и ее сердце снова разбивалось на мелкие осколки. Она никогда не думала, что может чувствовать такую боль, гораздо сильнее, чем все боли и синяки после происшествия с Беном. Ей казалось, что из груди вырвали сердце.

Он победил, признала она, чувствуя, будто ледяная рука сжимает ее горло. Она не могла оставаться здесь, так близко к Гейбу, зная, как он к ней относится. Он, несомненно, победил. Как только ее выпишут из больницы, она подпишет его проклятые бумаги и уедет из Сабина. Куда ей ехать отсюда, она не знала.