Опасное очарование
Шрифт:
Толпа на Оксфорд-стрит не редела. Засунув руки в карманы и то и дело наталкиваясь на прохожих, девушка понуро брела к остановке. Неожиданно сквозь шум людского потока она услышала знакомый голос:
— Джулия, Джулия, подожди!
Энергично работая локтями, Мануэль Кортез проталкивался к ней сквозь толпу. Волосы растрепались, полы дорогого мохерового пальто развевались на ветру, но даже в таком виде он был привлекательным как никогда. Джулии хотелось броситься ему на шею и зарыдать. Самообладание покидало ее, а сердце бешено рвалось из груди.
— Привет, — застенчиво улыбнулся он. — Знаю, ты злишься. Извини. Эти ужасные лондонские пробки!
Джулия молчала.
— Ты же не думаешь, что я мог не прийти?
— Все возможно, — серьезно ответила девушка, не в силах кривить душой.
— Как видишь, я здесь. Поужинаем у меня дома, если ты не против?
— Я… я не знаю. — Руки девушки внезапно похолодели.
Однако Мануэль не обращал ни малейшего внимания на ее слабые протесты, впрочем, как и на людей вокруг. Певца узнавали. Повсюду в толпе их встречали восхищенные взгляды и возгласы удивления, но Мануэль, казалось, не замечал и их. Точно заправский моряк, он лавировал среди людей, как среди рифов, а Джулия, словно неповоротливая баржа, тащилась за ним. «Он вовсе не тщеславный, когда дело не касается работы», — бессвязно подумала она.
Машина стояла где-то около Чаринг-Кросс. Стараясь не отставать от размашисто шагающего попутчика, девушка чуть не бежала и, оказавшись на месте, не чувствовала под собой ног от усталости. Расслабленно опустившись на комфортабельное сиденье автомобиля, она полностью отдала себя на попечение Мануэля.
Закуривая и предлагая ей сигарету, он первый раз за всю дорогу произнес:
— Сумасшедшее место! Ненавижу толпу! А ты?
— Вообще-то я люблю Лондон, хотя прекрасно знаю его недостатки. По вечерам на улицах действительно людно.
— Хм… людно — это мягко сказано, — проворчал певец, направляя «феррари» в самую гущу машин. — Я живу в Ливанском районе. Знаешь, где это?
Эти слова напомнили Джулии о том, куда они направляются. Девушка понимала, как безрассуден и неосторожен ее поступок, но успокаивала себя тем, что отказываться поздно, да, честно говоря, и не хочется.
— Если это один из новых районов, откуда виден Риджент-парк, то знаю, — несколько запоздало ответила она.
Однако Мануэль, видимо, не заметил заминки и одобрительно кивнул:
— Оттуда виден не только парк… Почти весь Лондон!
Ливанский район был одним из современных фешенебельных районов. Его окружали роскошные сады с фонтанами и каменными скульптурами, а дома напоминали дорогие отели. В дверях домов посетителей встречали вышколенные швейцары, выполняющие также обязанности охранников. Никто не проникал в подъезд, кроме постоянных жителей, а нежелательные посетители вежливо выпроваживались на улицу.
— Впечатляет, — заметила Джулия, когда лифт бесшумно двинулся вверх. Квартира Мануэля находилась на самом последнем этаже. — Вы, наверное, сказочно богаты, — не без иронии добавила она и скоро пожалела об этом, так как не смогла сдержать вздох искреннего восхищения при виде открывшейся из окон его квартиры панорамы города. В предзакатных сумерках сияющий огнями Лондон напоминал волшебную страну. Шум улиц не доходил сюда, позволяя немногим счастливчикам в тишине любоваться прекрасным видом одной из величайших столиц мира.
Мануэль зажег свет, рассеивая чары полумрака, и огромная гостиная предстала перед девушкой во всей своей скромной красоте. Две широкие ступени вели в комнату с янтарно-желтым ковром посередине. Низкие диваны и кресла, обитые темно-зеленой кожей, окружали мерцающий электрический камин, а противоположный угол занимала новомодная стереосистема. Книжный шкаф около камина был наполовину заставлен нотами и дешевыми романами в бумажных переплетах. Внизу располагался бар, горделиво открывающий взору великолепное разнообразие напитков. Джулия медленно осмотрелась и выдохнула:
— Здесь красиво, но, думаю, вы и сами об этом знаете.
Мануэль помог ей снять пальто и небрежно бросил его на стул за дверью. Затем отправил туда свое и сказал:
— Рад, что тебе нравится. Не люблю отели с вечно заискивающей прислугой, вот и купил собственную квартиру.
Из этих слов Джулия поняла, что перед ней мужчина, который действительно не выносит толпу.
Ее отец любил повторять, что человек, любящий только себя, наверняка не в ладах с совестью. «Или совсем ее не имеет», — мысленно поправила отца девушка, пытаясь представить себе, скольких женщин он сюда приводил. Естественно, Долорес Арривера… Вот только кого еще? Подобные мысли всегда отрезвляли Джулию. Ей следует быть начеку. Мануэль Кортез — опытный светский лев, а не наивный мальчик вроде Пола.
В дверях кухни появился слуга, одетый в черное, и торжественно произнес:
— Добрый вечер, мсье. Все готово, как вы просили. Когда прикажете накрывать на стол?
— Через пару минут, Жозе. Он служит мне с незапамятных времен, — тепло добавил певец, как только лакей скрылся за дверью.
В ответ Джулия понимающе улыбнулась. Он жестом пригласил ее присесть и направился к бару:
— Что будешь пить? Шерри? Мартини? Что-нибудь покрепче?
— Пожалуй, шерри.
Опустив руки на колени, она ждала, пока мужчина колдовал с напитками. Передав ей стакан, он неторопливо зашагал по комнате, попивая неизменный виски. Затем, присев напротив, в своей обычной манере лениво произнес:
— Сегодня ты выглядишь чудесно. Этот цвет тебе очень к лицу.
— Спасибо. — Джулия невольно заерзала на месте. — Вы ездили вчера в Париж?
— Конечно. — Он по-хозяйски откинулся на спинку кресла. — Ты когда-нибудь была в Париже?
— К сожалению, нет.
— Почему? Не любишь путешествовать?
— Люблю, но это не всегда возможно. Мой отец всего лишь врач. Он не гребет деньги лопатой. А я продавщица, вы же знаете.
— В моей стране врачи — очень уважаемые люди. Что мало для вас, для моего народа очень много.
— Ваша семья… — Джулия запнулась. — Она… она живет в Мексике?
— Естественно. У меня семь братьев и четыре сестры. — Желтые кошачьи глаза буквально впивались ей в лицо, и девушка покраснела. — Ты удивлена? Легко же тебя удивить, Джулия Кеннеди, — протяжно закончил он, словно смакуя ее имя.
— Нет, не удивлена. В нищете нет ничего любопытного, она отвратительна. Но ваша семья… они же не бедствуют?
— Уже нет. Однако было время, когда и мы голодали. В Мексике у всех большие семьи. Несчастные дикари, так вы нас называете… Они не знают, как сократить рождаемость, — установить контроль за рождаемостью… Какие умные слова, — горько хмыкнул он. — Они берут то, что дает Бог, и не ропщут. Моей семье повезло. Я обеспечу и их, и детей, и внуков. — Его голос дрожал, но он продолжал говорить: — До десяти лет я не умел читать. В нашей деревне не было школы. Я подрос и научился сам. Я читал и читал, до рези в глазах, до слез… и ложился спать с головной болью. Потом сам научился играть на гитаре. Теперь, ты видишь, я богат, прилично образован… Но я ничего не забыл.