Опасность для сердец
Шрифт:
Девушка достаточно хорошо понимала, что ей не следует принимать приглашения «посмотреть картины в галерее» или найти тихий уголок в какой-нибудь из прихожих, «где можно поговорить». Она старалась смешаться с толпой гостей и, увидев, что маркиза не обращает на нее внимания, сразу же убегала в свою спальню.
Серина чувствовала себя чужой в этом обществе, она знала, что женщины судачили между собой, завидуя ее молодости. Ей приходилось слышать о себе едкие высказывания и замечать совсем не доброжелательные взгляды.
К счастью, девушка привыкла к одиночеству и не страдала в той мере, как если бы это выпало на долю другой девушки, но все же она боялась
Шли дни, и она стала все больше опасаться его матери. Девушка говорила себе, что уже неприлично оставаться молчаливой, стесняться присутствия кого бы то ни было; тем не менее она не могла преодолеть чувства страха и застенчивости, когда дело касалось маркизы. Эта женщина внушала нечто такое, что при ее появлении Серина чувствовала себя скованной, растерянной, подобно человеку, теряющему почву под ногами.
– Она не делает мне ничего плохого и по-своему добра, – признавалась она Юдоре, – и все же что-то мне в ней не нравится.
– Интуиция тебя не подводит, я поняла, что она плохая, сразу же, как увидела ее.
– Но почему мы говорим об этом? – спрашивала Серина, как бы споря не только с Юдорой, но и с собой. – Она красивая, подарила мне эти чудесные наряды и больше... не против моего присутствия.
– Да, – мрачно сказала Юдора, – нам что-то угрожает. Ложась спать каждую ночь, я не знаю, проснусь ли утром.
– Ну, не смеши меня, – улыбнулась девушка, но в голосе ее звучали грустные нотки, – конечно, маркиза не хочет, чтобы я вышла замуж за ее сына. Ты бы видела мужчин, к которым она подводила меня вчера. Представь себе, одному из них было не больше семнадцати, другому, по всей вероятности, больше шестидесяти, с перевязанной ногой, очевидно, он болен падагрой. «Тебе нравится сэр Катберт?» – спросила она меня потом.
«Старый джентльмен с подагрической ногой?» – переспросила я. «Старый джентльмен! – в ужасе воскликнула маркиза. – Ну что ты, моя девочка, сэр Катберт еще в расцвете лет, и у него самый роскошный дом недалеко отсюда. Это может быть отличный улов». «Поистине, мэм, – ответила я, – думаю, его сможет подцепить какая-нибудь старая дева».
Юдора засмеялась, и Серина вспомнила, как кто-то из стоявших рядом рассмеялся, услышав ее остроумную шутку. Девушка не знала, что лорд Вулкан стоял рядом, когда она разговаривала с маркизой, но этот смех заставил ее обернуться. Серина впервые услышала, как он смеется. Слова девушки искренне развеселили его, и в эту минуту он даже выглядел моложе, намного моложе, потом его лицо опять приняло обычное выражение циничного равнодушия.
– Touche, ma mere [2] , – мягко произнес он.
2
получайте, мама (фр.)
Маркиза сверкнула глазами в его сторону. На минуту Серине показалось, что в комнате не осталось никого, кроме их троих, – ее, маркизы и лорда Вулкана, – и что между ними возникла определенная напряженность. Происходящее не поддавалось объяснению, тем не менее сознание будоражила мысль, которая заставляла ее сердце сильно биться. Девушка чувствовала, что она проваливается в какую-то мрачную бездну, втягивается в странную и запутанную жизнь, которой не могла избежать.
Маркиза передернула плечами и ушла. Кто-то подошел к лорду Вулкану, Серина вновь осталась одна, и сердце ее успокоилось. Позже ей все это казалось плодом воображения, но впечатление, оставшееся от того вечера, заставляло ее неоднократно мысленно к нему возвращаться.
Эта картина настойчиво и живо всплывала в ее памяти, когда она гуляла в цветущем саду или стояла над обрывом, наблюдая за волнами бушующего моря. Лорд Вулкан был прав. Мэндрейк прекрасен! Как она ни старалась убедить себя, что он не сравним со Стэверли, все же была вынуждена признать, что его красота не поддается никаким описаниям.
Огромные цветущие сады заканчивались у самого обрыва, над ними, широко раскрыв крылья, парили морские чайки. В имении был парк, который простирался к западу и востоку, где соединялся с пастбищами; с северной стороны он переходил в молодой зеленый лес, охранявший дом от сильных зимних ветров.
Мэндрейк, с его просторами и морем, далекими горизонтами и холмами, очень отличался от Стэверли. Серина понимала, в каком маленьком мирке она жила. Сравнивать Стэверли с Мэндрейком – все равно, что сравнивать легкий летний бриз с грозным ветром, поднимающим на море огромные волны с белыми гребнями.
Девушке казалось, что Мэндрейк и морские ветры сломят ее волю, но, как ни удивительно, она покорялась им без боязни, чувствуя себя бодрее и веселее, открывая в себе нечто новое и странное, и тянулась к такой красоте.
Ее поражало и великолепие самого дома, непостижимое для человеческого сознания. Его строили веками, поколения за поколениями. Серая и величественная башня, построенная во времена норманнского завоевания, соединялась с кирпичными постройками Елизаветинской эпохи, гармонично сочетаясь с темным деревом, входившим в моду в период правления Чарлза Второго. Фасад и комнаты, пристроенные недавно Робертом Адамом, гармонировали с остальной частью здания так, что не производили впечатления новых.
Высокие кирпичные стены окружали сады, где можно было долго гулять и наслаждаться красотой и совершенством, охраняемым армией садоводов. Сады были ухоженными, но сохраняли свой первозданный вид, прелестную неукрощенную дикость. Ночью Серина обычно раздвигала шторы и, забравшись на диван у окна, любовалась морем. Девушка не предполагала, что море может произвести на нее такое впечатление – необъятное водное пространство, которое бушевало и успокаивалось, каждый час причудливо меняя оттенки цветов от серебристого, изумрудно-зеленого, сапфирово-синего, колыхалось и переливалось перламутровым блеском, манило и завораживало. Как-то Серина сказала Юдоре, удивив ее своим признанием:
– Я рада, что мне довелось увидеть все это.
– Рада, что покинула Стэверли? – с ужасом спросила Юдора.
Серина покачала головой. Она не могла объяснить. Мысль о Стэверли причиняла боль, но Мэндрейк притягивал. Часто днем она оставалась одна и была рада этому. Девушка всегда могла выйти на прогулку с Торко, и никто ее не тревожил, а возвращаясь в дом, она узнавала лишь о том, что ее вызывает к себе маркиза или приехали новые гости.
В тот вечер, одеваясь к обеду, она получила записку, предупреждающую о том, что на следующий день состоится более роскошный прием, чем обычно, на который она должна будет надеть новый наряд. Маркиза велела девушке утром явиться к ней в спальню, чтобы оценить новое платье.