Опасность на каждом шагу
Шрифт:
Я обернулся и увидел улыбающиеся лица двух доверенных офицеров начальника тюрьмы. Сам начальник вместе со Стивом Рено и остальными оказались заперты в спортзале, я слышал, как они колотят в дверь.
Один надзиратель был огромного роста, второй — напротив, невысокий крепыш. Отлично, профессор Беннетт. Они похожи на Джека и Малыша Джонни, потому что это они и есть.
Джек играючи вертел в пальцах полицейскую дубинку. У него были коротко остриженные курчавые темные волосы и неугасимая ухмылочка. Крутой парень для крутой
— Привет, Микки, — сказал он. — Давно не болтали.
Как я мог забыть этот голос? Неудивительно, что Тремейн Джефферсон узнал его через столько лет.
— Чего не звонишь-то? — продолжал Джек. — А я думал, ты мне друг.
— Привет, Джек. — Я старался придать голосу твердость, которой на самом деле не испытывал. — Смешно, по телефону ты не был похож на коротышку.
Джек засмеялся. Крутой клиент. Если он и волновался насчет подкрепления, которое уже, наверное, шло сюда, то здорово это скрывал.
— Вот и еще одна ошибка, Микки, — сказал он. — Только на этот раз — роковая. Завалиться в гости без приглашения. Ты думал, я не просчитаю твой приход? Ведь даже сломанные часы два раза в день показывают правильное время. Думаешь, этот жирный ублюдок Кларк тут заправляет? Это моя тюрьма. Мой район, мои пацаны.
— Игра окончена, Джек, — сказал я.
— А я так не считаю, Майк, — ответил он. — Подумай сам. Мы выбрались из одной крепости. Сможем выбраться и из другой. Особенно сейчас, когда у нас есть заложник. Черт возьми, Майк, я даже позволю тебе вести переговоры о твоем собственном освобождении. Как тебе такое предложение?
— Прекрасно, — сказал я, отползая на полшага назад. Пятка наткнулась на твердую сталь двери. Отступать было некуда.
Тяжелая рация, которую мне дал начальник тюрьмы, была моим единственным подобием оружия. Я мысленно взвесил ее, когда Джек с тошнотворной улыбочкой поудобнее перехватил дубинку. Лицо у него было отвратительное, как у клопа.
— Может, обсудим все? — начал я, отклоняясь назад, а потом швырнул рацию. Этот бросок сделал бы честь Роджеру Клеменсу. Рация и нос Малыша Джонни взорвались одновременно. Громила вскрикнул; а потом они с Джеком набросились на меня и подняли с пола.
— Опаньки, Микки! — проорал Джек прямо мне в лицо. А потом они швырнули меня головой об пол.
112
Я думал, в тюрьме было шумно в честь нашего прихода, но оказалось, что это была только разминка. Пока я барахтался на полу с Джеком и Малышом Джонни, рев сотен глоток по громкости превзошел вой истребителя, разгоняющегося в ангаре.
С верхних ярусов посыпалась всякая всячина: жидкости, мокрые полотенца, журналы, горящий рулон туалетной бумаги… интересно, это и была «газовая атака»?
Джек прошелся дубинкой по моему затылку, и я упал на одно колено. Сознание включалось и выключалось, как испорченное радио. Малыш Джонни навалился на меня, и я, теряя сознание, что есть мочи заорал и оттолкнулся от пола изо всех сил.
Дети. Я не могу оставить их сейчас совсем одних, без родителей. Я этого не допущу. Я уже почти встал на колени, и тут Малыш Джонни отцепился и начал охаживать меня по ребрам. Я опять свалился, хватая ртом воздух; подбитый сталью ботинок врезался мне в «солнышко». Я еще как-то отстраненно подумал: неужели Джек, заносящий надо мной дубинку, будет последним, что я увижу в этой жизни?..
И тут случилось невероятное: из-за решетки за спиной Джека просунулась чья-то рука. Огромная, она еле пролезла сквозь прутья; густая татуировка на ней была похожа на рукав, покрытый причудливым орнаментом. Эта удивительная рука схватила Джека за ворот и резко приложила бандита головой об решетку. Как будто ударили в гонг. И еще раз, и еще.
— Что, мистер надзиратель? — приговаривал заключенный, молотя Джека о решетку своей клетки. — Получил, гнида? Как тебе, нравится?
Малыш Джонни отскочил от меня, чтобы помочь Джеку, и я, с трудом переводя дыхание, поднялся на ноги, а потом поднял упавшую на пол дубинку на плечо.
Давненько я не держал в руках этот снаряд — с тех пор как обходил участок Хантс-Пойнт в Южном Бронксе. Тогда, в долгие холодные ночи, я отрабатывал удары дубинкой, чтобы не заснуть, — махал ею до тех пор, пока воздух не засвистит.
Сейчас он свистнул, как надо. Видимо, умение драться дубинкой — это как умение кататься на велосипеде, потому что коленная чашечка Малыша Джонни разлетелась с первого удара.
Тут же пришлось срочно отбежать назад — здоровяк взвыл и удивительно быстро запрыгал за мной на одной ноге, яростно выкатив глаза и брызгая слюной из перекошенного рта.
Я замахнулся еще раз, целясь в челюсть. Он пригнулся, но опоздал — дубинка врезалась прямо в висок. Джонни рухнул на пол вслед за обломком дерева.
Заключенные разразились злобными торжествующими воплями, когда я подошел к бесчувственному, истекавшему кровью надзирателю. Их голоса слились в мантру жестокости. Я вернулся к Джеку, который уже посинел в хватке огромных лап, державших его за горло.
Я поднял вторую дубинку. Приготовился.
— Мочи! Мочи! Мочи! Мочи! — в унисон кричали заключенные.
Должен признать, предложение было заманчиво. Я с оттяжкой размахнулся.
Но попало не Джеку.
Я перешиб татуированную руку, выжимавшую из него последние капли жизни. Парень взревел и отпустил тюремщика, рухнувшего на пол без сознания.
— Не благодари, брат, — обиженно сказал громила, лелея отбитую руку.
— Извиняй, Чарли, — ответил я, оттаскивая Джека к запертой двери спортзала под непрекращающимся дождем из нечистот. — Мертвый он суду не нужен.
Хотя… я могу дать ему хорошего пинка по зубам. За все, что было, Джекки. Ведь мы же такие кореша.