Опасные пути
Шрифт:
В замке Офмон царило необычайное оживление; его окна были освещены, у подъезда стояло несколько легких экипажей; из дома слышались пение, радостные возгласы и звон бокалов. В замке поселился маркиз де Бренвилье со своей прекрасной женой и принимал гостей.
Анри де Бренвилье был все тем же, как и раньше. Замок наполняла веселая толпа приятелей. Они весело кутили не обращая внимания на мрачные лица портретов предков, развешенных по стенам.
— Эй, Годэн, не будь таким кислым, — крикнул Бренвилье своему товарищу. —
— Ура, — подхватила вся компания.
В эту минуту в зал вошла маркиза Мария; она держалась скромно, но с достоинством. Ее появление подействовало на кутящих как мановение волшебного жезла; они сразу успокоились и пошли ей навстречу.
— Господа, — сказала Мария, — почему вы замолкли при моем появлении?.. Это огорчает меня. Чем я заслужила это? Вы — так же мои гости, как и моего дорогого супруга! — и она протянула маркизу руку для поцелуя.
— Это — ангел, — пробормотал он.
— А, господин Рие, — сказала Мария, подойдя к одному из гостей, — что это Вас давно не было видно? А Вы, господин де Бранкас, — все тот же весельчак, как я вижу? — Затем она совершенно спокойно обернулась к Сэн-Круа, сидевшему на конце стола, и воскликнула: — Да это — поручик Сэн-Круа! Господи, я даже узнала Вас, мы так давно не видались.
— Я счастлив, что Вы еще не совсем забыли меня, — ответил Годэн.
— Я очень рада видеть Вас всех у себя, — воскликнула Мария, грациозным жестом указывая на присутствующих.
— За здоровье маркизы! — воскликнул де Бранкас, — ура, — ура!..
Общество все более оживлялось, царствовало полное непринуждение; только Сэн-Круа не принимал участия в общем веселье; его темные глаза зорко следили за каждым движением маркизы. Она взяла стакан с вином чокнулась с гостями, а затем вдруг вышла.
— Иди сюда, Годэн, — воскликнул маркиз, — ла Тремуйль будет держать банк. Да ну, иди! Чего ты уставился на дверь? Ну, пойдем! — и он схватил Годэна за рукав.
— Оставь меня, — ответил поручик, — я не стану играть!
— Какие глупости! Слушайте, Бретейль, помогите мне привести его; он, кажется, опять собирается любезничать с моей супругой!
Поручика притащили к игорному столу. Годэн весь дрожал; он ясно представлял себе, что в соседней комнате Мария капает в бокал свои ужасные капли. Этот праздник был организован по предложению Марии; она сама устроила свое мнимое примирение с мужем, щедро наполнив его кошелек. Годэн ничего не видел и не слышал; он продолжал играть совсем машинально; ему казалось, что маркиза стоит сзади него, рядом, ему чудилось ее лицо на каждой карте.
— Я проиграл все, что у меня было! — воскликнул он с деланным смехом, чтобы отделаться от игры и помешать Марии совершить новое преступление.
— Вот тебе деньги, — ответил маркиз, бросая ему кошелек с золотом.
— Подожди немного, — сказал Годэн и поспешно вышел из комнаты.
Марии нигде не было видно.
— Господи, Боже, — простонал Годэн, — где она? Она, верно, уже около него и дает ему отраву? Скорей туда!
Он бросился назад в столовую. Действительно Мария была там. Она стояла посреди гостей, а позади нее был слуга с подносом, уставленным высокими бокалами. Годэн не ошибся; ужасная минута настала: Бренвилье подносил к губам бокал, поданный ему женой.
— Друзья, за здоровье моей жены! — воскликнул несчастный.
У Годэна потемнело в глазах: он хотел броситься к маркизу и крикнуть ему: “Остановитесь!” — но перед ним очутилась маркиза. Ее глаза были устремлены на него, и Сэн-Круа, как бы зачарованный этим взглядом, не двинулся с места.
— Вы еще не взяли бокала, господин Сэн-Круа. Выпейте! — твердым голосом сказала Мария.
Поручик шатаясь пошел к гостям.
— Спокойной ночи, господа, — с очаровательной улыбкой проговорила Мария. — Завтра утром мы отправимся на охоту, я сама покажу Вам лучшие места, — и она грациозно поклонилась и вышла, бросив Годэну многозначительный взгляд.
Несмотря на все свое волнение, Сэн-Круа не потерял самообладания; как только маркиза вышла из комнаты, он подошел к столу, налил стакан воды и, осторожно вынув из кармана маленький пакетик, высыпал содержащийся в нем порошок в стакан; вода тотчас же приняла красноватую окраску.
— Будь, что будет, — прошептал он, — дело идет о спасении его жизни! — После этого он со стаканом в руке подошел к Бренвилье, который смеялся и шутил с одним из гостей, взял маркиза за руку и произнес: — Поди сюда!
— Сейчас, Годэн; пусти меня!
— Иди скорей, — шепнул Сэн-Круа, еще сильнее сжимая руку маркиза.
— Черт возьми, что такое? Простите, милейший Леон, этот сумасшедший Сэн-Круа… — и он вышел с Годэном в другую комнату. — Ну, что тебе надо?
— Выпей это, — сказал Годэн, подавая маркизу стакан.
— Ха-ха-ха, вода? Нет, милый друг!
— Пей; ради Бога выпей!
— Годэн, ты сошел с ума!
Сэн-Круа посмотрел на часы.
— Ты пил вино из высокого бокала четверть часа тому назад?
— Да, из тех бокалов, которыми обносила жена?
— Ну, да, теперь выпей вот это.
— Ничего не понимаю…
— Пей, говорят тебе! — закричал Сэн-Круа, сердито топая ногой, — если ты будешь много разговаривать, я насильно волью тебе это в глотку.
Лицо Бренвилье стало серьезным; он покачал головой и задумчиво проговорил:
— Что случилось? Ты какой-то необыкновенный! Но ты — мой друг, Годэн; давай мне стакан; ты не можешь замышлять ничего дурного против своего товарища. Дай, я выпью, — и с этими словами он залпом выпил стакан.
— Слава Богу! — прошептал Годэн, — один спасен.
Назначенная на другой день охота не могла состояться, так как маркиз де Бренвилье заболел; у него была сильная головная боль, сопровождавшаяся тошнотой, но к вечеру все прошло, и он мог выйти к гостям.
Никто не подозревал об ужасном происшествии, только маркиза и Сэн-Круа знали, какие страшные яды боролись в организме де Бренвилье. Мария не сомневалась в том, что ее муж спасен противоядием, данным ему Годэном, потому что иначе его уже не было бы в живых.